— Напоминаю еще раз — внешность мистера Хармона ПОД КЛЮЧ, как и контактный телефон проекта; открыть только по моей команде, — веско прибавил Этикет к словам Хиллари свое «до свидания». — Доверие за доверие, Фанк.

— Конечно, я понимаю, — поспешно кивнул тот, и глаза его забегали между Этикетом и Хиллари. — Вы… вы должны быть осторожны. Будьте очень осторожны. Я искренне рекомендую. Это не о Габаре… — не договорив, он вышел, и только Этикет с его пронзительным слухом мог отметить, как торопливо Фанк идет к галерее.

— Догнать? — спросил он, глядя на дверь.

— Нет, — запретил Хиллари. — Вряд ли у него для нас что-нибудь важное. Он боязлив и плюс — Первый Закон велит ему предостерегать людей от любой опасности. Знаешь, что говорит мне Кэннан каждое утро?..

— Догадываюсь. Что-нибудь об осторожном вождении флаера. Как вам показался Фанк?

— Больной киборг, — развел руками Хиллари. — Больной, но не безнадежно. По крайней мере, он пытался развернуть легальный бизнес и обеспечивать людей работой. Потом — артист… Это навык, ставший доминантой в мозгу — выступать, обновлять репертуар. Не хотел бы я его стирать — со своей памятью он стоит куда больше, чем за него дадут на аукционе бесхозного имущества. И ты — тоже.

— Спасибо, босс. Позволю себе заметить с удовольствием, что я — в отличие от Фанка — в вашей команде.

— Да-а! Банш бы много приобрел в твоем лице!..

— Этого не будет. Фанк — тогда, раньше — давал мне заглянуть в ЦФ-3…

— И?.. — поистине, настали дни интересных новостей!

— Мой мозг ее отбросил, — сказал Этикет. — Я недостаточно осведомлен о больших вирусных программах, но могу предположить, что на отторжении сказался объем и активность накопленной мной информации. Чем умнее, тем прочнее. Осмелюсь привести аналогию применительно к людям — более образованный человек менее склонен к наркотикам, примитивным развлечениям и насилию. Правда, я не знаю, можно ли сравнивать склонность людей к насилию и животному поведению с программами ЦФ, побуждающими становиться маргиналом.

— Еще как! — воскликнул Хиллари. — Знаешь что — летим-ка отсюда, а то здесь эти склонности так густо накопились…

— Со мной вам нечего опасаться, босс.

«И все-таки Фанк сказал странно: „Это не о Габаре…“, — подумал Этикет. — Тогда — о чем же?..»

* * *

Подъезд не охранялся, и проскочить удалось незаметно. Со стены неприветливо глядел грубо намалеванный Мертвый Туанец — «Я ВСЕ ВИЖУ, БЕРЕГИСЬ»; Косичка сложила из пальцев мудру-оберег и отвела сглаз. Недоставало, чтобы в дело вмешивались призраки и духи!.. Чтобы Туанец не обиделся, она задержалась и карандашом приписала под портретом «ДРУГ СВЯТ, А Я ЧИСТА»; таких граффити вокруг лика красовалась уйма.

С крыши башня в Бэкъярде была видна превосходно, лучше и не придумаешь. Снимать панораму автоматической фотокамерой досталось Звону — то есть он сам навязался, шумя: «Да у меня таких камер было!.. Да я ими с пеленок!..»

При панорамной съемке камера овладевает человеком — задаешь угол наклона объектива, жмешь «ввод», и бинокуляр тебе рисует, как стоять, куда глядеть. У Звона плохо ладилось, но он помалкивал, чтобы приятели не застыдили. Он с опаской оторвал глаза от камеры — Коса сидела на бортике, свесив ноги в пустоту. Окликнуть? Еще свалится…

Рыбак опустился на крышу рядом, как усталый старый пес.

— Красиво.

— Ну? — Рыбак усомнился, покачал головой. — А меня все это давит. Как тисками. Ты не ездила куда-нибудь? Где зелень?

— Не. Что там делать-то? Там людей нет. Я люблю, когда толпучка — потолкаться, посквозить. Вот Дымка… у меня сестра была, она все звала поехать в Новый Парк, на травке поваляться, под деревьями попрыгать. Ага, там каждая травинка на учете, а газоны по утрам причесывают и опрыскивают, чтоб не облысели. Посчитали мы, во что нам обойдется пикничок, и отложили на потом. Эх, надо было тогда с ней согласиться!.. А теперь уж поздно.

Рыбак не стал выспрашивать, что же случилось. И так ясно. В сталкерах скоро привыкаешь к тому, что одного нашли на проводах, обугленного, другой полез в колодец, задохнулся и уснул на дне, третья очень устала, легла отдохнуть, а тормошить стали — холодная. И все молодые, ничем не болели. Сталкинг — война с неживым, и неживое нет-нет да возьмет свое. Иногда даже видно — кто следующий уйдет. У того, чья очередь настала, глаза перестают блестеть, а руки — слабые.

Хорошо, ни Косичка, ни Гильза не похожи на готовых уйти молча, не прощаясь. Хорошо, что он их встретил. Обидно было б напоследок видеть сонливые, тухлые лица, как будто свое отражение.

— Я бы съездил туда, — мечтательно, негромко произнес Рыбак. — Лег бы на траву и лежал, лежал… даже ночью. И чтобы деревья надо мной качались. А то, знаешь, — усмешка его должна была быть веселой, но она не удалась, — мне деревья в горшках снятся. Или словно их молотком в землю забили, и они — больные.

— Наше место — Город, мы к нему прикованы, — ответ Косички прозвучал уверенно, но радости в нем не было. Даже отсюда, с высоты, нельзя было увидеть край Города — всюду высились уступами, громоздились дома, дома, дома… Невозможно и вообразить, что где-то ветер шевелит траву и перебирает листья на деревьях, а в пруду плавают кувшинки. Гильза это описывала в сказках — скакать верхом, мыться в ручье… Дымка крепко задумалась об этом — и Бог открыл ей путь в свой дивный сад. Вот и Рыбак задумался о зелени, которая не продается квадратными метрами в почасовое пользование… Эх, если б можно было помочь ему жить!..

Косичка стукнула кулаком по бортику, оперлась и прыжком с поворотом встала на крышу.

— Звон, ты отснял?!

— Готово, — до ушей улыбнулся Звон. — Полная панорама в объеме.

* * *

Стало ясно, что сбой у Лильен отменяется — она, пусть не без боли, но проскочила жестокую и неизбежную фазу всплеска остаточных чувств к хозяйке. Киборги — особенно высшие, с мозгом А или В — вовсе не бесчувственные манекены, как это принято думать, и выражения у них на лицах — не сплошная имитация. Но прощание с прошлым обязательно должно означать приход чего-то нового; опустошенный аффективной реакцией и потрясенный вспышкой самосознания мозг нуждается в объяснении и осмыслении случившегося — и как здорово, если в такой ответственный момент ты не одна, с тобою рядом мама и сестра, обе уже опытные, прошедшие через все муки перерождения, готовые щедро делиться и горьким опытом, и восхитительными открытиями.

А еще прекраснее — что у тебя многоканальное мышление и можно возиться с «черным» телефоном, одним ухом слушая, как Гильза объясняет, что куда подсоединить, а другим — внимать речам матери, которая поверх вчерашних откровений о двенадцатой расе вкладывает великую премудрость Банш:

— Дочка, у тебя все это есть в текстовой памяти ЦФ, но, знаешь — текстом это передается плохо, это надо говорить и слушать, чтобы понять не умом, а сердцем. Знаешь, я просто счастлива, что ты сама сказала о себе — «Я человек»!.. Не все быстро доходят до этого; мне понадобилось куда больше времени… Но это еще не все, что тебе предстоит понять. Мы не просто разумные существа, не просто похожи на людей, не только новая и совершенная раса…