Амалия сидела, обмахиваясь веером и поправляя то и дело юбки, которые нагревались от любого проникшего в фаэтон солнечного луча. На ее верхней губе выступили капельки пота. От нечего делать Амалия наблюдала за работой портовых грузчиков, которые, сверкая обнаженными торсами, таскали бочонки, корзины, тюки, катали тяжелые бочки. Не занятые на погрузке парни спати, устроившись на тюках с хлопком. Внимание Амалии привлекла поднимавшаяся по улице негритянка средних лет в безупречно чистом фартуке из грубой бумажной ткани и в белом платке. Она несла, придерживая рукой у бедра, сплетенный из соломы поднос, на котором были расставлены и прикрыты от мух салфеткой молоко, сладости, орешки. Грузчики окружили торговку и, не обращая внимания на надсмотрщика, лезли в карман за монетами. Наконец отошел последний из них, жуя на ходу купленные сладости.

Все это время торговка не спускала глаз с сидевшей в фаэтоне Амалии. Обслужив грузчиков, негритянка подошла к экипажу и, словно дразня, приподняла край салфетки.

— Купите сладенького, мамзель. Лучшее, что есть в Новом Орлеане, — пропела она.

До Амалии донесся сладковатый запах вскипяченного молока, и к горлу подкатила тошнота. Она быстро заработала веером, отворачиваясь в сторону.

— Нет, спасибо, — произнесла Амалия с трудом. — Я… мне что-то нездоровится.

Женщина прикрыла сладости салфеткой, окинув даму в экипаже опытным взглядом.

— Что вам нужно сейчас, так это простой сухарик, мамзель. Принести?

— Вы очень добры, но через минуту все будет в порядке.

— Или через несколько минут, да? — улыбнулась негритянка. — Ничего страшного, дорогуша, это со всеми нами случается.

Амалия смущенно улыбнулась, а женщина, приветливо кивнув, отправилась по своим делам. По утрам она чувствовала себя нормально, хуже — днем. Как ни странно, раздражали ее только запахи, причем, не какие-то определенные, а все и по-разному. Например, утром сладковатый аромат цветов казался Амалии приятным, а через несколько часов ее уже тошнило от этого запаха. Странно, конечно, но других недомоганий, кроме, может быть, боли в набухших сосках, она не испытывала. Вообще-то этих признаков беременности вполне хватало для положительного заключения, но радости из-за сложившейся ситуации Амалия не испытывала.

Она подняла глаза и увидела Роберта. Мрачное выражение на его лице не предвещало радостных известий. Не дожидаясь, пока он скажет что-нибудь сам, Амалия спросила:

— Ну, что там?

— Мы опоздали. Нужный нам клипер снялся с якоря.

— Когда? — Амалия затаила дыхание, так боялась она ответа.

— Вчера вечером.

— Я так и думала.

— Не кори себя, — сказал он жестко. — Если бы ты приехала сюда сразу, как только сошла с парохода, ты все равно не успела бы.

Амалия облегченно вздохнула. Она сумела изобразить на лице нечто похожее на улыбку и согласно кивнула.

— Я попытался разузнать о матросе, который нас интересует, — продолжил Роберт, — но мне ничего не смогли сказать. Думаю; капитан не сообщил властям об исчезновении матроса. Дело это в портах настолько обычное, что комментарии, как говорят, излишни.

— Что же нам делать? — спросила Амалия растерянно.

— А что бы ты делала, если бы приехала сюда одна? — Роберт окинул Амалию пристальным взглядом.

— Не знаю, я не думала об этом, — сказала она нерешительно. — Скорее всего, второй матрос благополучно добрался до корабля и теперь возвращается в Китай.

— Логично, — согласился Роберт.

— Наверное, надо ехать домой?

— Да, надо! — Роберт забрался в фаэтон, отвязал вожжи от столбика с кольцом, но потом вдруг остановился. — Пожалуй, стоит порасспросить в постоялых дворах и пивных, на всякий случай, — сказал он задумчиво, — вдруг этот человек так и не появился на корабле, или у него были веские причины, чтобы корабль ушел без него? Попробовать стоит, хотя бы потому, что у нас есть его изображение.

Вместо ответа Амалия развернула рисунок Айзы, который лежал свернутым в трубочку на сиденьи рядом с ней. Роберт направил экипаж в обратный путь. Продолжая рассматривать карандашный рисунок, Амалия заметила уголком глаза очертания знакомых домов.

— Это не тот квартал, который нам нужен, — сказала она, отрываясь от бумаги.

— Тот самый. Я везу тебя домой.

— Но я не хочу домой, — возразила Амалия.

— Не думаю, что этот человек остановился в отелях «Сент-Луис» или «Сент-Чарльз». Скорее всего он забился в одну из нор самой грязной части города, где никогда не бывает дам, и никто не имеет ни малейшего представления, как вести себя с ними.

— Я знаю это не хуже тебя, но мне все равно, — попыталась протестовать Амалия.' — Я не стану сидеть дома и дожидаться известий. Мне надоело ждать, и я поеду с тобой.

— Нет, я не могу согласиться на это. — Роберт был настроен весьма решительно.

— Не можешь согласиться?! — воскликнула Амалия гневно. — Но я — женщина, а не тепличное растение. Я имею право знать, что происходит, и делать что-то, а не сидеть, как каменный истукан.

— Я все понимаю, — сказал Роберт мягко, — но пойми и ты: речь идет не о воле и храбрости женщины, а о чести светской дамы, что, согласись, не" одно и то же, и что обязывает тебя считаться с правилами приличий.

— Правда? Еще неделю назад я вряд ли смогла бы отнести эти слова к себе. — В голосе Амалии слышались досада и негодование.

— И напрасно. Дело не в безупречной репутации, а в твоем характере, — заметил Роберт рассудительно. — Если ты отправишься со мной в эти трущобы, то, без сомнения, привлечешь к нам обоим такое внимание, которое тебе же самой потом не понравится, и от которого мне придется тебя защищать. Если даже ты решишь не входить внутрь этих злачных мест, а останешься ждать меня на улице, нет гарантий твоей безопасности. Женщины в таких местах воспринимаются как приятная и вполне заслуженная добыча. Так вот у них все просто!

— Я не поверю, что ко мне будут приставать, если ты рядом.

— Ценю твое доверие, но гарантировать что-либо не могу, — сказал он, криво усмехнувшись. — Кроме того, пока мы будем ходить вместе, нам вряд ли кто-нибудь скажет правду. Зато нож в бок за излишнее любопытство получить можно. А вот если я пойду один, переодевшись бродягой, предложу кому-нибудь пропустить рюмо…

— Я поняла! — оборвала она его на полуслове. И хотя Амалия сознавала, что доводы Роберта разумны, вынести это ей было нелегко. — Тогда отвези меня домой, — попросила она, все еще дуясь.

Казалось, время после отъезда Роберта остановилось. Амалия металась по комнате от одного окна к другому, не находя себе места. Уже в который раз наблюдала она изрядно надоевшую картину: дома с лужайками на противоположной стороне улицы, резвых лошадей, впряженных в элегантные экипажи, в которых сидели нарядные дамы в легких шелковых платьях с расшитыми бисером и кружевами зонтиками в руках, а рядом с ними джентльмены, взмокшие от жары в своих сюртуках и галстуках.