Пока Иван думал, на улице сгустились лиловые вечерние тени. В трапезной зажгли свечи, было хорошо слышно, как там спорили немного припозднившиеся гуляки. Спустившись вниз, Раничев шепнул пару слов расплатившемуся со служкой Майеру и, перекрестившись, поднялся на галерею. Оглянувшись по сторонам – тени и тьма, лишь на углах галереи горели два факела – осторожно постучал в дверь. Та открылась тихо, без скрипа.

В освещаемой тусклым пламенем свечи каморке находился один хозяин, Селивон Натыка. Наклонив голову, он что-то подсчитывал на столе, обширная лысина его блестела. Смешная, с оттопыренными, как у летучей мыши, ушами, тень кабатчика падала на крышку стола.

– А, пришел, господине, – поднял глаза Селивон. – Вона, в сундуке твое серебро. – Он кивнул на большой, обитый позеленевшей медью сундук, зачем-то перетащенный к самой двери. Той самой, что, по размышлению Раничева, вела на боковую галерею.

– Бери, бери, что стоишь? Иль мешок дать? – На лице кабатчика мелькнула кривая, очень не понравившаяся Ивану улыбка.

Подойдя к сундуку, Раничев откинул тяжелую крышку… которая тут же с неожиданной силой захлопнулась снова, придавив Ивану руки.

– Да что это… – Раничев в ужасе оглянулся, увидев, как, сжимая в руке нож, метнулся к нему Селивон.

Иван, напрягая все силы, вытащил-таки ушибленные крышкой руки и швырнул в лицо кабатчика пыльный, валявшийся на дне сундука мешок.

– Входите, братие! – отплевываясь, негромко позвал тот и, торжествующе улыбаясь, отбросил мешок в сторону.

– Хочешь сказать, Селивон, что я слишком много знал? – поймав взгляд кабатчика, усмехнулся Раничев. – А ведь есть и другая поговорка – куй железо, не отходя от кассы! А вот я сейчас тебя, гад ползучий! На твой-то ножичек у меня, чай, кинжалец найдется. Что глаза выпучил? Давай кричи: хулиганы зрения лишают!

– Входите же! – Увидев появившийся в руке Раничева кинжал, кабатчик забежал за стол. – Входите!

– Идем, – глухо отозвались из-за двери, той самой, что вела на галерею.

В глазах Селивона Натыки вспыхнуло злобное торжество. Иван плотнее сжал кинжал. Дверь медленно отворилась.

– А-а-а… – роняя нож на пол, захлопал глазами кабатчик.

– Что, хочешь спросить – где твои люди? – засмеялся Иван, увидев вошедшего в каморку Ганса Майера, вернее – фон Майера, с мечом, обагренным кровью.

– Слишком уж их там много скопилось, – кивнув на галерею, виновато улыбнулся он. – Пришлось поуменьшить.

– А монах? – поинтересовался Раничев.

– Папежник? Бежал, гад. Переметнулся через галерею – и как только ноги не поломал.

Натыка бросился на колени:

– Пощадите!

– Пощадим? – Майер перевел взгляд на Раничева.

– Ну если серебришко отдаст, – задумчиво протянул тот.

– Все, все забирайте, – не отрывая взгляда от окровавленного меча рыцаря, в страхе зашептал кабатчик.

– Ну чужого нам не надо. – Иван уселся на стол. – Но что было обещано – дай. Кажется, пять рублей серебром. Иначе…

– Отдам, отдам, – замахал руками Натыка. – Пусть этот меч уберет, с детства видеть не могу крови.

– Ага, так мы и поверили. Чего ж в шпионы подался?

– Ась? – не понимая вопроса, Селивон приложил руку к уху.

Раничев подошел ближе:

– Спрашиваю, на кого работаешь, тварь? На Ягайло или на орден? Впрочем, не важно.

– Гм… то есть как это не важно? – спохватился вдруг немец. – Если хочешь жить, будешь теперь на меня работать… вернее, на императора – короля Вацлава. Согласен?

– Так я ж уже… на обоих… И на Ягайло, и на тевтонов…

– Ну, тогда тем более. – Рыцарь захохотал. – Одно другому не мешает.

Кабатчик почесал лысину и метнул на немца быстрый пристальный взгляд:

– Скажите, благороднейший господин, это насмешка или предложение?

– Можешь считать это предложением, – сухо кивнул Майер. – Отдельно взятые сведения будут оплачиваться особо.

– Что ж было мечом-то махать? – Вздохнув, Селивон поднялся с колен. – Могли бы и сразу договориться.

– Ой, вряд ли бы сразу получилось, – с усмешкой покачав головою, Раничев напомнил про деньги.

– Отдам, отдам. – Покивав лысой башкой, кабатчик полез в маленький стоящий под столом сундучок. Пошарив там руками, высыпал на стол горсть денег – серебряные рейнские гроши, ордынские дирхемы, московские и новгородские деньги и даже приличное количество золотых – Раничев разглядел изображение корабля. «Корабельники» – английские золотые нобли времен Эдуарда IV, выбитые в честь морской победы над французами. Откуда они у Селивона? Что, он еще на англичан шпионит? Вряд ли, уж кому-кому, а англичанам здесь совсем делать нечего, и своих проблем хватает – Столетняя война еще далеко не кончилась, да и со времен восстания Уота Тайлера прошло не так уж и много времени.

Отправив перевербованного Натыку убирать с галереи трупы, фон Майер с Иваном выпили на прощание – утром Раничев уже должен был быть у сотника Петра – по чарке стоялого медка. Разумеется, за счет заведения и – за здоровье сюзерена немца, германского императора, одновременно – короля Чехии – Вацлава, старшего сына императора и короля Чехии Карла Люксембурга.

– Ну нет, мы с тобой еще не прощаемся, Иван, – шутливо погрозил пальцем Ганс. – Ты же пойдешь завтра на Торг или к оружейникам за экипировкой?

– Ну да, наверное, пойду, – кивнул Раничев.

– Вот и мне туда тоже надо, кой-чего прикупить. Заодно советую все-таки зайти к сурожцам. Взять рекомендательное письмо к кому-нибудь из их контрагентов в Кафе. Может, и сгодится.

– А ведь верная мысль! – обрадовался Иван. – Да и мед у этого аспида вкусный. И тихо кругом – ночь. Хорошо. Так бы и просидел до утра.

– Так в чем же дело? – хлопнув его по плечу, захохотал рыцарь. – Эй, корчмарь! Давай еще меда! И сам садись, выпей… за нашу совместную деятельность, ха-ха-ха!

Селивон не стал упираться – принес еще кувшинец, налил, выпил.

– Что б ни делалось, даст Бог, пусть делается к лучшему, – философски заметил он.

Сквозь распахнутую дверь проникали первые оранжевые лучи. За Днепром, за степями и кручами…

…Он один на утес тот взобрался

И в полночной мгле на высокой скале

Там всю ночь до зари оставался.

Александр Навроцкий

«Утес Стеньки Разина»

…восходило солнце. Лучи его, нежно-алые, еще совсем не знойные, ласково дотронулись до вершин притихших с ночи березок, скользнули по белым стволам и наконец добрались до травы, рассыпаясь по росе маленькими сияющими брильянтами.