– Отлично. Мы с ней вместе сочинили историю, и она была в полном восторге.

Кейт налила себе чашку чая, подула.

– Я научила тебя пользоваться заварным чайником, Джек Аргалл. Из всех моих достижений это самое главное.

Джек пытливо посмотрел на жену.

– Ты в порядке?

– Волнуюсь. Думаю, что смогу одолеть ее.

– И я так думаю. Только не поступай так, как я в Пекине.

Кейт улыбнулась и взяла Джека за руку.

– Теперь все иначе. Софи поправляется.

– Да, – согласился с ней Джек и устремил взгляд на свои пальцы, сплетенные с пальцами Кейт.

В первом пекинском заезде ему пришлось соревноваться с французом – он так и не узнал его имени. На старте Джек пожал ему руку и решил испробовать на сопернике свой французский – ради укрепления международных связей.

– Бонжур, дружище, – сказал Джек.

Француз улыбнулся, но было видно, что он страшно напуган. Джеку стало жаль парня: угораздило же сразу соревноваться с самим Джеком Аргаллом.

Потрясающий велодром в Пекине был набит битком. Двадцать тысяч зрителей – мужчины, женщины, дети – заполонили трибуны, и половина из них была с фотоаппаратами. Близилось время старта. Вспышки фотокамер засверкали, словно души спасенных; вскоре это были уже не отдельные яркие точки, а светящаяся паутина, мерцающая и пульсирующая на поверхности трибун. Казалось, из глубины океана всплывает некое огромное существо, и эти искры – его предвестники. А какой рев издавала толпа – колоссальный! Даже Джека напугал этот рев. В его шлем были вмонтированы наушники, а в кармане на рукаве гоночного комбинезона лежал айпод. Гремела шотландская народная «Битва при Килликрэнки» в исполнении волынщиков, которой, по идее, должен был устрашиться сам дьявол, но и она не могла заглушить гул толпы. Вся поверхность трека дрожала; гул передавался раме велосипеда, а от нее – жесткому седлу из углеродного волокна. Легкие Джека вибрировали; зубы зудели так, словно ловили радиоволны. Атмосфера резала нервы, отделяла их от скелета.

Вдоль трека повсюду были расставлены телекамеры. Одна из них висела на спиральном тросе всего в футе от лица Джека, словно гигантская черная оса. Она передавала изображение на огромный двадцатиметровый экран, повисший в центре велодрома. Шлем Джека был снабжен голубым посеребренным визором, опущенным ниже кончика носа, так что для зрителей он выглядел как судья Дредд. Это им нравилось, и они кричали и топали, топали и кричали. Гигантский велодром сотрясался от этого грохота.

Джек скосил глаза туда, где в технической зоне расположилась группа поддержки британской команды. Тренер жестами призывал его к спокойствию, призывал сосредоточиться на обратном отсчете, не заигрывать с болельщиками. Ну и, ясное дело, Джек тут же поднял руки высоко над головой и стал хлопать в такт музыке, звучавшей в наушниках. Толпа на трибунах взревела; зрители стали хлопать вместе с Джеком. Двадцать тысяч человек со всех уголков Земли отбивали ритм «Битвы при Килликрэнки». На миг можно было забыть о том, что в пяти тысячах миль отсюда в маленькой палате лежала Софи и ей начинали делать химиотерапию.

Джек играл с толпой болельщиков и улыбался. Он смотрел на громадный экран и видел себя, хлопающего в ладоши. Изображение демонстрировалось в замедленном режиме. Всякий раз, когда он смыкал ладони, мышцы у него напрягались с такой силой, словно под кожей находился пришелец, жаждущий прорваться наружу. «Господи, – подумал Джек, – я и вправду немыслимо силен». Телекамера снова подплыла к его лицу, и он, не раздумывая, прокричал:

– Это для тебя! Выздоравливай скорее, Софи!

Он снова покосился на свою бригаду. Рядом с тренером сидел механик. За два часа до того, как Джек появился на велодроме, этот парень разобрал его велосипед, смазал и собрал заново, соблюдая все требования Джека, все до единого миллиметра. Парень завернул все винты на девяносто девять и пять десятых процента шестигранным ключом с цифровым дисплеем. Затем обследовал шины на предмет мельчайших повреждений – осмотрел их с помощью лупы. Если что-то находил, тут же заменял шину и снова приступал к осмотру. За час до того, как Джек вышел из гостиницы, его тренер уже был на велодроме – принял работу у механика, позаботился о том, чтобы около трека лежали чистые полотенца, подготовил стационарный велотренажер для восстановления Джека после гонки. Рядом с тренером сидел его помощник. За полчаса до приезда Джека он принес на велодром сумку-термос, в которой находились изотонические энергетические напитки – их следовало пить во время разминки, – а также напитки с высоким содержанием белка – для восстановления после гонки. Напитки имели температуру тела, чтобы свести к минимуму физиологический стресс для организма Джека. Около помощника тренера сидел массажист. Он следил за разминкой Джека, готовый сделать ему массаж после заезда и душа. Сбоку на боевом посту находился врач, чтобы среагировать в течение пятнадцати секунд, если Джек упадет и получит травму, или он потеряет сознание, или у него начнется какой-нибудь приступ, вызванный сочетанием высоченной концентрации адреналина в крови, оглушительных хлопков в ладоши двадцати тысяч зрителей и звуков волынок, исполняющих воинственную мелодию в честь победы войск Якова VII Шотландского над королем Англии Вильгельмом Оранским.

«Интересно, – подумал Джек. – Каким медицинским термином можно окрестить такой приступ?»

Он смотрел на всех этих людей – на бригаду, призванную обеспечить его победу, и у него вдруг засосало под ложечкой. Он не смог отрешиться от мысли о том, что Софи и Кейт начинали сейчас более тяжелую гонку. Пение волынок овевало голову; в реве и овациях толпы тонули заунывные ноты. Джек постарался сосредоточиться, но внутри у него словно поселился кусочек льда.

А потом произошло два события. Во-первых, француз укатил вперед от линии старта. Во-вторых, тренер Джека начал отчаянно размахивать руками, показывая на удаляющегося француза. «Вот что такое неопытность, – подумал Джек. – Фальстарт. Бедняга перепсиховал и тронулся с места, не дождавшись свистка». Но тренер продолжал кричать и махать руками, а француз умчался вперед на двадцать метров и все оглядывался через плечо. «Сейчас сообразит, что произошло, придется ему развернуться, возвратиться к линии старта, и, конечно, ему будет ужасно стыдно, даже если он вырос на музыке Джонни Холлидея и Жан-Мишеля Жарра». Но француз и не думал возвращаться. Он опустил голову и стал наращивать скорость. Джек выключил свой айпод, чтобы понять наконец, что происходит. И тогда он услышал, что зрители на трибунах затравленно молчат и в этой внезапной тишине слышен только истерический вопль тренера:

– Вперед! Вперед! Вперед!

«Черт! – в ужасе догадался Джек. – Я только что пропустил старт». Однако он понимал, что, приложив определенные усилия, вполне может догнать француза. Он был спокоен – оторвался от седла и заработал педалями. Француз успел уйти вперед на пятьдесят метров и отказался от всякой тактики: это был его шанс, и он просто мчался вперед, к финишу. Джек наклонился к рулю. Он вложил в преследование соперника все силы и ко второму кругу сумел сократить разрыв до тридцати метров. Гримаса боли исказила его лицо, но – главное – он был близок к цели. Когда он пересек конечную линию первого круга, тренер, стоявший около трека, показал ему два поднятых больших пальца.