Когда стюардессы принесли завтрак, Джек и Кейт от него отказались: у них была своя схема питания, Софи тоже еще не проголодалась. Она уснула, положив голову на выдвижной столик, и Кейт заметила у нее на шее синяк – большой лилово-черный кровоподтек. Она спросила у Джека, откуда он мог взяться, но Джек ничего не знал. Для него это было типично: он такие мелочи не замечал.

На спинках впереди стоящих кресел мерцали экраны с крошечной картинкой, показывающие движение самолета по карте мира. Кейт перегнулась через спящую Софи и поцеловала Джека – на высоте тридцать пять тысяч футов, над степями Центральной Азии. Прежде чем заснуть, Софи что-то нарисовала – стюардесса выдала ей цветные карандаши. Кейт поспешила вытащить рисунок из-под головы дочери, потому что у той изо рта текли слюни. Она постаралась прикасаться к бумаге тыльными сторонами пальцев, чтобы не подцепить микробы. Рисунок был симпатичным: на высоком дереве сидел совенок, сжимая в лапке световой меч, а по обе стороны от него – его родители. Папа-сова был нарисован синим карандашом, а мама-сова – розовым. Кейт смотрела на рисунок рассеянно, пытаясь представить пекинский велодром. Том показывал ей видеозаписи, сделанные внутри, и дал задание: в самолете она должна представлять свою победу. Каждый нюанс, каждую мелочь. Чтобы каждый дюйм трека мысленно принадлежал ей.

Софи проспала весь путь до Пекина. Вот уж чего Кейт не ожидала! Она взяла с собой игры, игрушки и книжки, а если

бы всего этого не хватило, для подкупа дочки имелся еще запас желейного мармелада. Целых шесть пакетиков. Но Софи спала и спала. Когда самолет приземлился, пришлось ее разбудить. Софи проснулась озадаченной и сердитой, словно зверек, очнувшийся от наркоза в ветеринарной клинике. Под головой у нее, оказывается, лежал карандаш, и на лбу появился еще синяк. Но Кейт синяка не видела, представляя свою победу.

Невозможно поверить, что они наконец-то в Китае. Пекин… Все равно что посадка на Марс. Новый синяк у Софи не побледнел даже потом, когда они прошли зоны иммиграционного и таможенного контроля, но Кейт решила: это просто синяк. Софи снова заснула – теперь уже у нее на руках, – и Кейт взяла ее так, чтобы дочь на нее не дышала. Не для того она тренировалась целых двадцать лет, чтобы подхватить простуду перед самым важным событием в своей спортивной жизни.

Их ждала машина, которая повезла Джека с Кейт через город. Софи все спала и не просыпалась. Они подъехали к гостинице, где поселилась вся команда Британской федерации велосипедного спорта, и Джек вынес дочь из машины. Его пальцы почему-то оставили синяки на ее руках. Теперь уже Кейт и Джек встревожились не на шутку.

Две недели, проведенные в Пекине, прошли, как в тумане. Пришлось то и дело мотаться по больницам. Все было не так просто. Врачи сначала подумали, что это легочная инфекция. Потом решили, что у девочки проблема с почками. Днями держалась высокая температура. МОК выделил Аргаллам переводчицу. Та выучила всю лексику по двадцати восьми видам спорта, но знала далеко не все медицинские термины, поэтому Кейт не сразу поняла, насколько все серьезно. Доктора произносили длиннющие фразы, а потом переводчица прикасалась к руке Софи и с печальным лицом переводила очень коротко: «Доктор говорит, что ваш ребенок сильно больной». Доктора смотрели на переводчицу, пока та говорила по-английски, и ждали. Расшифровать их взгляды Кейт не могла.

Они с Джеком по очереди тренировались на велодроме. Один работал, а другой сопровождал Софи в больницу. В свободное от тренировок время оба сидели в номере отеля. Кейт спала очень мало. Просыпаясь, отправлялась на тренировку или плакала. Чувствуя чудовищную слабость, все-таки ехала на велодром и там смотрела, как Зоя набирает форму.

Врачи сделали еще дополнительные анализы, переводчица снова пришла в больницу вместе с родителями Софи. Все трое сидели в маленькой комнатке и ждали врача. Окон в комнате не было. Стоял круглый стол. На его белой пластиковой крышке виднелись коричневые колечки – следы от стаканов с кофе. Еще стояла белая пластиковая ваза с бледными цветами. Горели яркие галогенные светильники. На стене висела картина в пластиковой раме, изображающая бегущую лошадь. На сером паласе стояли четыре серых штампованных пластиковых стула. Джек, Кейт и переводчица просидели полчаса. Молчание переводчица переводила идеально. Софи в черной пижаме с логотипом «Звездных войн» спала у Кейт на руках. За дверью, в коридоре, то и дело слышались шаги. Тогда все поднимали глаза на дверь. Шаги удалялись, все трое опускали глаза и смотрели в пол. Жужжал кондиционер. Четвертый стул в комнате предназначался для доктора, которого они ждали.

Казалось, что стены коробятся и смещаются. Стрелки на часах сначала мчались по кругу рывками, а затем надолго застыли на месте. Комната зависла во времени. Переводчица нервно потирала руки.

Когда дверь отворилась, Кейт вздрогнула.

Врач расстегнул пуговицы на белом халате. Сел. Положил руку на колено. Пробежался взглядом по своим записям. Потом очень долго говорил. Потом замолчал и посмотрел на переводчицу. Полистав словарь, она посмотрела на Кейт.

– У вашей дочки лейкоз, – сказала она.

– У нее… что?

Переводчица еще раз посмотрела в словарь, прижала к нужному слову палец и произнесла по слогам:

– Лейкоз. Вам не повезло. Такое случается с одним человеком из десяти тысяч. Вам нужно немедленно начать очень серьезное лечение.

Почти четыре года спустя, стоя у кухонного стола, Кейт отсчитывала капсулы с лекарствами для Софи на весь день и складывала их в серебряный кубок. Адреналин уже делал ее жесты более резкими, а мысли – рассеянными. На следующий день предстояла гонка с Зоей. Эти шестнадцать капсул были для нее чем-то вроде старых друзей. Они уйдут, и останется лишь бессонная ночь между ней и гонкой, которая может стать для нее последней.

Манчестер, Стюарт-стрит, Национальный центр велосипедного спорта

Вечером Том вывел велосипеды своих девочек из кладовой и водрузил на стойки посередине велодрома. На треке тренировалось шестеро юниоров. Голос их тренера гулко звучал в пустом помещении. Том отрешился от происходящего и целиком сосредоточился на подготовке машин к гонкам.

Он покрутил на обоих велосипедах колеса, проверил, нет ли неровностей и отклонений. Потом проверил, все ли элементы правильно установил механик. Удостоверился в том, что шины новые, замерил в них давление воздуха. На самом деле все это завтра с утра должен был проделать механик, но Том не желал ждать до утра. Мало ли что: вдруг какая-то жизненно важная деталь окажется не в порядке?

Закончив проверку, он встал между двумя велосипедами, легко касаясь того и другого руля. В машинах чувствовались их хозяйки. Зоин велосипед был на два дюйма выше в седле и на три дюйма – в руле. Она ездила с большей нагрузкой, и ноги у нее были длиннее, так что каждое нажатие на педаль получалось мощнее. Машина Кейт была компактнее, а колеса она раскручивала с такой скоростью, что ты переставал видеть ноги. Мощи в ее катании было меньше, но она компенсировала ее потрясающим уровнем работы. Велосипед Кейт был окрашен простой белой краской. На верхней трубке рамы из-под тонкого слоя прозрачного лака виднелась фотография улыбающейся Софи. Ручки руля Кейт обмотала светло-розовой лентой – пружинистой и теплой на ощупь. Велосипед Зои не был покрашен. Под слоем матового лака просвечивала функциональная структура темных углеродных волокон. На ручки руля нанесено черное резиновое напыление. На обеих сторонах верхней трубки рамы красовалась надпись, которую не могла не видеть противница, с какой бы стороны ни оказалась на линии старта, – «НЕПОБЕДИМАЯ». Крупными золотыми буквами староанглийским шрифтом. Велосипед Кейт был предназначен для того, чтобы в седле она чувствовала себя как дома, а велосипед Зои – чтобы унизить соперницу.