Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предстоит дорога, тут и к гадателю ходить не надо.
На штанах по семь складок. У каждой свое значение, как учил меня настоятель Иссэн. Доброжелательность, честность, вежливость, мудрость, искренность, верность, почитание старших. Я пригляделся: три складки из семи украшал дополнительный шов, сделанный красной нитью. Что тут у нас? Честность, верность, искренность. В вежливости, мудрости, почитании старших и доброжелательности мне было отказано.
Хотел бы я знать, какие складки отмечены у господина Сэки!
– Я на коленях благодарю господина Фудзивару за его подарки, – Сэки Осаму действительно встал на колени. – Я не знаю, чем я заслужил такую милость.
– Восторг, – напомнил инспектор.
– Мой восторг не знает границ. Передайте первому министру, что я в любой миг готов отдать за него жизнь. Куда мы едем, инспектор?
Две складки определились. Вежливость у старшего дознавателя была прошита красным три раза. Мудрость – четыре.
– Вам, Сэки-сан, – инспектор поклонился в ответ, – отлично известна цель нашей новой поездки. Она, кстати, полностью совпадает со старой. Мы едем в деревню Фукугахаму. Помните такую?
– Там что, остался кто-то живой?
К господину Сэки вернулась его обычная ядовитость.
– О, Сэки-сан! Сейчас там великое множество живых!
– И что вы планируете с ними сделать? Напоминаю, Тэнси мертв. Вы отыскали ему замену?
Инспектор расхохотался:
– К сожалению, нет. Но это не имеет значения. Мы едем в Фукугахаму, таков приказ господина Фудзивары. Помимо приказа добавлю, что таково желание кое-кого, кто стоит выше господина Фудзивары. Вы меня поняли?
Что тут было понимать? Формально выше первого министра стояли двое: император и сёгун. Фактически – один только сёгун. У меня заныло под ложечкой. По спине побежали струйки холодного пота. Внезапная честь могла означать что угодно, от повышения по службе до приказа вспороть себе живот.
Обзавестись лошадью – для этого я нуждался в двойной прибавке к жалованью. С другой стороны, зачем мертвецу лошадь?
– Когда мы выезжаем? – хмурясь, спросил Сэки Осаму.
И прозвучал ответ:
– Немедленно.
Клецки важнее цветов, вспомнил я старую поговорку. Лепестки сакуры украшали кимоно, дарованное младшему дознавателю Рэйдену. Но если честно, я бы предпочел этим дивным цветам миску супа с рисовыми клецками.
Сытнее и безопасней.
Дорогу я вам описывать не буду.
Я извертелся в седле, желая, чтобы она закончилась как можно скорее, эта дорога. Начни я по-новой вспоминать поля, рощи, мосты, почтовые станции – вас охватит такое же желание. Замечу лишь, что на этот раз господин Сэки не подвернул ногу. Когда мы поднялись в горы, он оставался целехонек.
Это сильно облегчило наш путь.
Слуги тащились позади. Временами я оглядывался, но не ради Мигеру. Мои глаза безошибочно находили Кицунэ-дзару: всякий раз обезьяна что-то жевала на ходу. Наблюдая движение его челюстей, я вспоминал рассказ отца о задержании слуги инспектора. Итак, заслышав приближение патруля, ты спрятался в переулке? Да, хитрец? Раскрыт по чистой случайности, пытался сбежать, был пойман, затем отпущен. Полагаю, ты мог бы оказать страже куда большее сопротивление, чем оказал в действительности. Я не стал делиться с отцом историей разбойника, которого ты уложил в Фукугахаме. Хвала богам удачи, что в переулке все закончилось без членовредительства! Изувечь ты моего отца, изувечь мой отец тебя – в любом случае последствия оставляли бы желать лучшего.
И все же почему ты прятался? Опасался стражи?
С грамотой в рукаве, да?!
Предъяви ты бумаги сразу, без попытки скрыться, и дело закончилось бы, не начавшись. Ну, допустим, стража не поленилась бы, доложила начальству: так и так, слуга инспектора Куросавы шляется по ночам, прыгает по заборам. Что сделало бы начальство? Пожало бы плечами, сунуло рапорт в архив. Что еще? Предупредило бы инспектора: пусть ваш прыгучий слуга не выходит ночью без особой нужды. А если нужда заставила, так делай, болван, вот что: при виде патруля объяви вслух свое имя и звание…
Начальство. Предупредило бы.
Инспектора.
Вывод, к которому я пришел, был безумней бешеной собаки. Эй, обезьяна! Ты пряталась, потому что не хотела, чтобы о твоей поздней прогулке узнал твой собственный господин? Инспектор Куросава? Пройди патруль мимо, и об инспекторе можно забыть: никто ничего не узнал бы. Как я жалел, что не спросил отца – подал он рапорт о происшествии или нет? И если подал, то сообщил ли начальник стражи о его рапорте досточтимому господину Куросаве?
Спросить у инспектора? Вот он, качается в седле. Нет, за такую дерзость мне не поздоровится. Чином не вышел – допрашивать инспекторов надзора. А наседать на слугу и вовсе без толку – отмолчится, негодяй. Хуже того, кликнет господина: наседают, мол, за язык клещами тянут, спасите-помогите!
– Рэйден-сан!
– Да, господин инспектор!
– Вы не знаете, почему сакура в горах расцветает позже, чем в Акаяме?
– Увы, нет, господин инспектор!
– Жаль, жаль. О чем же вы тогда размышляете, если не о сакуре?
– О прогулках под луной, господин инспектор!
– Сейчас? Днем?
– Почему бы и нет?
– О, да вы человек тонкой натуры!
– Ни о чем он не размышляет, – буркнул Сэки Осаму, вырываясь вперед. – Просто у него лицо от рождения такое.
– Какое, Сэки-сан?
– Глуповатое. Начинает дремать, и кажется, что мысли посетили.
Думаете, я обиделся? Ничуть.
Когда мы выехали на склоны, откуда мне в свое время открылась бамбуковая роща, оказавшаяся кладбищем – признаться, я испытал некоторый трепет. Увидеть кресты над могилами безвинных жертв Тэнси – мне это казалось дурным предзнаменованием. За время нашего пути я не раз предпринимал попытки выведать у инспектора Куросавы, с какой целью нам велели посетить злополучную деревню, и не преуспел в своих действиях. Да что я! Господин Сэки – и тот заводил с инспектором легкомысленные беседы о пустяках, расставляя собеседнику коварные ловушки. С легкостью, удивительной при его телосложении, инспектор выпутывался из сетей, избегал силков, отшучивался и юлил. В итоге старший дознаватель оставался с носом, что злило господина Сэки до чрезвычайности.
Для меня это была хорошая школа как упорства, так и изворотливости.
– Смотрите!
– Что там, Рэйден-сан?
– Кладбище! Оно вовсе и не кладбище!
Задыхаясь от изумления, я смотрел вниз. Роща крестов исчезла, скрылась за забором. Выстроенный из того же бамбука, что и кресты – ствол к стволу, плотно связанные лохматыми веревками – забор на локоть, если не на два, возвышался над крестами. Отсюда, со склона, кресты все равно были бы видны, но над кладбищем натянули своеобразную крышу – гирлянды самого причудливого вида. Тысячи бумажных журавликов, цветов, пятицветных облаков шуршали на ветру, как морской прибой. Над ними парили воздушные змеи: драконы, черепахи, птицы, чудовища с головой тигра и телом дельфина. Хвосты змеев были украшены флажками и привязаны к заборным столбам. Разглядеть кресты и могильные холмы за всем этим великолепием не представлялось возможным.