— В бардачке твоей машины лежит пистолет.

— Есть такое дело!

— В магазине не хватает двух патронов.

— Да что ты говоришь?

— Леонид! Прекрати! — нахмурился он. Я моментально сменил тон, сказал смиренно:

— Да, папа, я стрелял. В воздух.

— Ты в этом уверен?

— Конечно!

— Все живы?

— За кого ты меня принимаешь! Ты правильно заметил: мальчику захотелось пострелять. Я пальнул пару раз в воздух и успокоился.

— И еще… — Он замялся.

— Что касается Люси, ну, горничной. Я готов принести свои извинения, — догадался, что его беспокоит, я.

— Я ее уволил.

— Как так?

— Она же сказала, сама виновата.

— Но…

— Тема закрыта. Я рад, что ты наконец женишься. О делах поговорим потом. Когда ты вернешься из свадебного путешествия.

— Я тоже так думаю.

Мы пожали друг другу руки, скрепив мирный договор. И на сем разошлись.

Спал я крепко, без сновидений. Но так получилось, что проспал до полудня. Я позавтракал (или пообедал?), привел себя в порядок и поехал к своей любимой. Нашел я ее в мастерской. Увидев меня, Настя вскочила:

— Ну, слава богу! Куда ты исчез?

— Я же тебе написал: по делам.

— Я так волновалась!

Я хотел было ее обнять, но тут к ней пришли, и я отступил. Ее рабочий день заканчивался в восемь вечера. Несколько часов я томился рядом, бросая на нее нежные взгляды. Мы перебрасывались ничего не значащими словами, которые одновременно значили все. Она заполняла квитанции, отвечала на вопросы, в том числе и по телефону, а я терпеливо ждал. Нервничал, разумеется, но это беспокойство было сладостней безделья на диване или сидения в кабаке с веселой компанией. Время от времени я выбегал, чтобы принести ей то пирожок, то бутылочку минеральной воды, то цветок. В общем, началась та самая дребедень, которую называют влюбленностью. Полная чепуха, которой потом, спустя много лет, только удивляешься: и я на это способен?

Наконец ударило восемь. Я подпрыгнул и обрадовался возможности завладеть ее вниманием целиком и полностью. И сказал угрожающе:

— Но завтра…

— Завтра мне надо в институт. Консультация. Я буду писать диплом.

Она все время занята! Я готов отдать все, что у меня есть, лишь бы она занималась только мной. Но пока ничего не получалось. Она не брала ни меня, ни мои деньги. Машину я предусмотрительно оставил на платной стоянке. Ночь мы провели вместе. То есть я в большой комнате, а она в спальне. Утром я сделал трагическое лицо и сказал:

— Настя, у меня важное дело. Это надо сделать сегодня.

— Какое дело? — насторожилась она.

— Павел Сгорбыш… Ну, фотограф… То есть чародей, предсказатель судьбы и твой о… В общем, он умер.

— Как так умер? — охнула она.

— Разве я тебе не сказал?

Позавчера мы говорили о чем угодно, только не о смерти Сгорбыша.

— Да, он умер. И мне, то есть нам, надо его похоронить. Ведь у него никого, кроме нас, нет!

— Конечно, конечно, — заволновалась она. — Нужны деньги…

— Об этом не беспокойся. Но нам надо съездить в морг, потом в похоронное бюро и…

— Не беспокойся, я все знаю. Я ведь похоронила бабушку. Сама, одна. Заезжай за мной после обеда. Мы встретимся в…

— Я на машине. Это далеко.

— Ой, а я хотела взять свою!

— Поедем на моей.

— Хорошо. Я буду тебя ждать. Дай мне наконец номер своего мобильного телефона!

— А может, я один? Это серьезное испытание для девушки.

— Прекрати! Мы поедем вместе.

Она приняла горячее участие в судьбе Павла Сгорбыша. Точнее, его тела. Я воспринял это как должное. Похоронить отца — это святое. В машинах она не разбиралась. Полезла в мой красный «Порше» с таким видом, будто делала это изо дня в день.

— Тебе не нравится моя машина? — осторожно спросил я.

— Ничего.

— Это хорошая машина.

— Да, наверное. Ну, поехали! Что мы стоим?

Я надавил на газ. Любимую девушку не впечатлил мой красный мустанг, что может быть хуже? Для мужчины это удар по самому больному месту. Вот так же он воет от боли, когда ему попадают туда. Ну, в общем, вы поняли. Я мстительно повез ее прямо в морг. Нам надо успеть сегодня в тысячу мест. Я хотел забрать своего фотографа и похоронить наконец.

При Насте я даже не побледнел, идя по коридору, пропитанному запахом формалина. Шел уверенной походкой, небрежно размахивая борсеткой. Но как только открыл дверь кабинета, где беседовал с «мясником», мою уверенность как ветром сдуло. Передо мной сидела миловидная женщина лет сорока. Увидев меня, она приподнялась из-за стола.

— Что вы хотели?

— А где?..

Я судорожно сглотнул. Из-за моей спины высунулась Настя:

— Здравствуйте!

— Добрый день. — Женщина села. — Что вы хотели, молодые люди?

— Мужчину, — ляпнул я. — То есть несколько дней назад здесь сидел мужчина.

— Он перевелся в другое место.

— Куда?

— Откуда мне знать?

— А… тело? Мы хотели бы получить тело.

— Имя? Фамилия?

Я назвал. Она долго копалась в картотеке. Так долго, что я заволновался. Я не выдержал и судорожно сглотнул. Спокойно-спо…

— Нет такого, — сказала она наконец.

— Как это — «нет»? Я сам его видел! На днях!

— Значит, похоронили.

— Где?

— Как неопознанный и невостребованный труп — в безымянной могиле.

— Но я же его опознал! Я сказал, что хочу его похоронить!

— Кому вы это сказали?

— Мужчине, который тут сидел!

— Вот с него и спрашивайте.

— А где он?

— Откуда мне знать?

Все. Точка. Дальше разговор пошел по кругу. В конце концов, я понял: она ничего не знает. «Мясника» перевели, Сгорбыша увезли. Куда? Неизвестно. Они оба исчезли в неизвестном направлении.

— Скажите хотя бы, где искать концы? — без всякой надежды спросил я.

— Молодой человек… — Она тяжело вздохнула. — Рада бы вам помочь, но… Я тут второй день. Принимаю дела. Раньше работала в другом месте. Ну что вы от меня хотите?

— Леня, пойдем. — Меня потянули за руку.

Опять я шел за Настей чуть позади, словно бычок на веревочке. Она крепко сжимала мою руку. На улице я вцепился в Настю и закричал: