– Я знаю только одно место, где он может находиться. Ты слышал что-нибудь о закрытых зонах отдыха бывшего ЦК КПСС?

– Что-то слышал. По-моему, это Горки-10, Серебряный Бор.

– Правильно. Одну из таких зон приватизировал Дробов, получилось что-то вроде загородной резиденции. Это по дороге на Подольск. Кругом лес, спокойно, охрана… Я, к примеру, находился в лагере в Кунцеве, у нас ничем не хуже. Это единственное место, где мы могли тренироваться: стрельбы, тактические занятия… Кстати, там же, на базе, должно храниться и ОВ.

– Ты все знаешь.

– Не все, но довольно много. В частности, знал Дмитрия Романова.

При упоминании командира роты сердце Антона слегка защемило. Перед глазами вставали два образа капитана: волевой, слегка ироничный, и безвольный, с упавшей на грудь головой. Жаль, что наша дружба была противоестественна.

– Все-таки почему ты мне помогаешь?

– Это долгий разговор, – ответил Андрей. – Я расскажу обо всем… если успею.

– Хотя бы скажи, как тебя зовут.

– Андрей.

– Так куда мы едем?

– К одному хорошему человеку. Я думаю, он нам поможет.

Франц Николаевич Гурин предстал перед Андреем в голубой рубашке и шерстяном трико; на ногах шлепанцы из шкурки кролика мехом наружу. По его виду можно было судить, что он еще не ложился спать. Ему было 66 лет, можно сказать, еще не старик, хотя руками всплеснул по-стариковски.

– Не спите, Франц Николаевич? – Андрей силился улыбнуться. С момента ранения он сжимал предплечье, пальцы занемели.

Вместо ответа Гурин ухватил Андрея за здоровое плечо и потянул в комнату. Почувствовав сопротивление ночного гостя, он ослабил хватку.

– Я не один, Франц Николаевич.

Гурин увидел Антона. Тот вышел на свет, падающий на площадку из открытой двери. Хозяин нетерпеливо махнул рукой:

– Проходите, проходите.

И снова потянул Андрея в комнату.

Даже находясь в прихожей, можно было без труда определить, что перед вами квартира моряка. На стене справа висел старинный барометр; через большое стекло отчетливо просматривались система полых коробочек, рычажный механизм, стрелка, поверх шкалы по кругу шли завораживающие слова: «буря», «дождь», «ясно». Рядом с барометром красовалась литография Адмиралтейства. Ближе к входной двери – рында, секстант.

Пройдя вслед за хозяином в комнату, Антон увидел картину, занимавшую центральное место на одной из стен. На картине был изображен двухмачтовый деревянный бот на фоне безбрежных льдов и пронзительно голубого неба. Судно называлось «Н. Книпович».

Пока Никишин знакомился с квартирой, хозяин успел бегло осмотреть рану Андрея. Он ни о чем не спрашивал, только постоянно качал головой с высокой седой шевелюрой. Антон, встретившись с ним глазами во второй раз, заметил странную особенность в лице Гурина, которое больше походило на маску. Оно казалось гуттаперчевым. Когда Франц Николаевич морщился, в движение приходили все мышцы лица, причем с такой амплитудой, что становилось как-то не по себе. Встретив взгляд гостя, он неожиданно, даже, как показалось Антону, непроизвольно подмигнул. От этого вся его правая половина лица съехала набок и вверх. Бровь оказалась далеко под волосами, щека наехала на ухо, а мочка чуть не встретилась с уголком рта. Антон поежился.

Несомненно, подмигивание было привычкой старика, потому что он тут же повторил свой «номер».

– Надеюсь, вы не ранены? – спросил Гурин.

В ответ Антону захотелось тоже подмигнуть, он даже удивился этому внезапному порыву, но только покачал головой.

– Нет, со мной все в порядке.

– Очень хорошо. В первую очередь Андрею нужно промыть рану, помогите мне. – Он стремительно скрылся в прихожей.

Антон встретился глазами с Фроловым. Тот тяжело дышал, лоб горел, по руке снова бежал тонкий ручеек крови. Следом за хозяином Антон прошел в ванную.

Франц Николаевич уже налил в таз теплой воды. Бросая короткие заинтересованные взгляды на Антона, он озвучивал свои действия.

– Вода, к сожалению, некипяченая, но мы, – он потянулся к аптечке, – исправим положение. Закрасим, или обеззаразим, марганцовкой… Вот вам бинты, йод… Пойдемте.

Он подхватил таз и вышел из ванной.

Андрею было нелегко переносить даже эту несложную и, казалось бы, безболезненную процедуру. Видимо, пуля задела кость: при каждом прикосновении влажного тампона он болезненно морщился и с тяжелым придыханием шептал: «Ууфф».

Рука опухала на глазах. Антон подбирал бинтом кровь, сочившуюся из раны, а Гурин обрабатывал ее йодом. Наконец он закончил и умело наложил тугую повязку.

Фролов, чувствуя заметное облегчение, откинулся на спинку старинного дивана и встретился взглядом с хозяином.

Тот, глядя в упор на Андрея, заявил:

– Тебе необходима помощь. Я мало что понимаю в ранениях, но думаю, что пуля у тебя застряла в кости. Одним словом, тебе нужна квалифицированная помощь.

Андрей, покачав головой, открыл было рот. Гурин не дал сказать ему даже слова.

– И знать ни о чем не хочу, – повысил он голос, – будешь слушать меня как миленький. – Повернувшись к Антону, он спросил: – Как вас зовут, молодой человек?

Никишин представился.

– Не знаю, что там у вас произошло, вижу только, что ничего хорошего, поэтому слушаться будете меня безоговорочно. Сейчас я позвоню очень надежному человеку. Вы поняли меня? Очень надежному. Он врач. Я попрошу, чтобы он приехал сюда с необходимыми инструментами.

Антон, воспользовавшись паузой, решительно сказал:

– Невозможно, Франц Николаевич. Пока это невозможно.

– Невозможного не бывает, – перебил его Гурин. – Если вы хотите меня удивить, сказать, что, мол, эта рана, – он указал левой половиной лица на Андрея, – связана с каким-то преступлением, что стрелял милиционер и так далее, вы меня нисколько не удивите. – Он отчеканил: – Здоровье прежде всего. Если даже за вами сейчас придут, и то я не отпущу Андрея в таком виде. Одним словом, ему нужна помощь.

Он потянулся к телефонной трубке.

Антон пресек его попытку, крепко взяв Гурина чуть повыше локтя.

– Вы уверены в том человеке, которому хотите звонить?

– Господи! Если бы я не был уверен, неужели бы стал делать это? Отпустите мою руку, я хочу набрать номер.

Прежде чем выпустить локоть Гурина, Антон посмотрел на Андрея. Тот кивнул. Антон нехотя отпустил.

– Ну и руки у вас. – Франц Николаевич потер мышцу и снял трубку.

Через сорок минут он впустил в квартиру человека своих лет, может, чуть старше. Тот был хмур и на дружеский шлепок по спине нервно дернул плечом.