— Я сейчас собаку угомоню, и вы сядете! — повысила я голос из-за необходимости быть услышанной и опередила будущую пассажирку размашистым шагом.

Черный нос лез в приоткрытую щелку окна, а при моем полном сближении с машиной, Агата поднялась на задние лапы, и я приготовилась снова принять ее на грудь. Быстрее распахнуть дверь, пока она не исцарапала когтями всю дверь. Я схватилась за ручку и за ошейник с разницей, кажется, всего лишь в долю секунды.

— Агата!

Я ее не удержала и сама едва удержалась на ногах, когда эта тушка на радостях вырвалась на свободу. Я с трудом удерживала ошейник выкрученной рукой — пришлось перехватывать его с другой стороны: собака сперва не заметила нового человека, но быстро залилась еще большим лаем, даже малось злобным. Хотя Агата могла злиться и на меня, что не разрешила пойти знакомиться с бабушкой ее разлюбезного Олега, но я любезной не была — уже поздно, вечер, а мне непонятно куда еще ехать, хотя меня обещали направить в нужном направлении. Я открыла багажник и велела собаке вести себя подобающим образом. Хотя Агата понятия не имела, как ведут себя собаки богатых дамочек. И тетя Олега тоже сомневалась, садиться ей в машину к незнакомой девушке или не стоит…

— Садитесь, пожалуйста! — сказала я, обходя машину со стороны водителя, и когда открыла дверь, Регина Матвеевна еще только садилась, поэтому я увидела причину ее промедления: кто же хочет садиться на ошметки кожи!

От ужаса я могла сейчас сесть только прямо на асфальт. Глаза опустились сами собой на второе сиденье и лишь потом закатились: Агата разодрала оба, хотя нет, руль помешал: здесь были одни лишь царапины. А там… Остановившимся взглядом я смотрела на дверь, которую тетя Олега только что захлопнула — пластик был изуродован в конец. Когти… Собачьи когти… А слюни грязными пятнами остались на стекле. Назад я не смотрела. Не могла повернуть шеи. Я вообще не могла сдвинуться с места.

Минута, две, три — час? Сколько я так стояла, пока Агата снова не залаяла. Я села, плюхнулась, схватилась за руль и лишь потом сообразила, что не захлопнула водительскую дверь. Я… Я… Я не могу вести машину. У меня трясутся руки… У меня в глазах слезы. Не стоят, а льются…

— Мила, что с вами?

Я смотрела вперед — в белоночных сумерках фары машин весело подмигивали, а мне не то что было не до смеха, мне даже пары слов было не связать в членораздельное предложение. Я смахнула слезы — растерла их по всей роже.

— Ничего. Просто свою бабушку вспомнила… Извините…

Я все еще держалась за руль обеими руками, а нужно было нажать на кнопочку, чтобы завести мотор… Но зачем нажимать, если нога так трясется, что ей не выжать педаль газа… Что будет, что будет… Агата, блин… Мне хотелось выть в голос, но я лишь тихо всхлипывала, подтягивая к глазам рукав кофты. Дура! Я… Не взяла поводок… Какая же она здоровая?! Она больная! И я… я теперь больная… Что будет?!

— Вы можете ехать?

Я кивнула. Нервно. Несколько раз. Я должна. Я не могу здесь заночевать. И уснуть сегодня я тоже не смогу. Точно.

— Вы давно с Олегом знакомы? — услышала я минут через пять ожидаемый вопрос, но сейчас он был совсем некстати, не ко времени и не было времени, чтобы обдумать ответ. И ответ давать не хотелось. Отвечать я буду перед Лолой за испорченную машину. И перед Максом, и совсем скоро. Здесь не пригласишь Мишку подкрасить дверной косяк. Это мой косяк и как его исправлять, у меня никакого понятия нет и не будет…

— Нет. Как только он дом купил. Я мимо с собакой проходила…

И все — ни ложь, ни правда. И вообще я сейчас не могу ни лгать, ни откровенничать. Я вообще ничего не могу… сделать в этой ситуации. Ну почему…

— Так недавно?

— Да, недавно… А что? — я не повернула головы.

— Ничего…

Голос пассажирки стушевался. Мой прозвучал, по всей видимости, довольно грубо, но я его не контролировала. Я ничего не контролировала и не буду никогда контролировать, похоже. И эту собаку — так точно. И что буду делать…

— Мама, ты уже выехала с работы? — позвонила я, как только выехала из дачного поселка без пассажирки.

Дорога была капец какая ровная — из меня гласные звуки вылетали, точно из рупора. Наверное, современная скорая тут бы застряла: внедорожник и то с трудом трясся на ухабах. Сейчас еще веткой какой-нибудь поцарапает… Да и плевать! Хуже уже некуда… И собаку швыряет от одного окна к другому — не дура, ляжет, когда до неё дойдёт! Нет, до неё не дойдёт. Она ж неадекват! Не понимает, что натворила…

— Сейчас выхожу, а что?

— Можешь ко мне приехать?

— Соскучилась? — сострила Инга, но только в самом начале, к мягкому знаку голос ее сделался твердым. — Мила, что случилось?

— Приедь, пожалуйста. Я тебе адрес сейчас скину.

Я встала прямо посреди сельской дорожки — никого все равно нет. И никого, чтобы мне помочь. Дальше я ехала почти шагом. Раздражала людей — да что там машина, меня саму тошнило. Кислый ком стоял в горле. Я только чудом не влепилась во что-нибудь или в кого-нибудь. И вот без новых приключений поставила машину перед гаражной дверью, где мне ее оставили, чтобы я не поцарапала Бээмвуху Макса. Он шутил, что пора жене новую машину покупать. Он ведь шутил…

Агата носилась за калиткой, вокруг машины, вокруг меня, но я на нее даже не смотрела. Только вперед, на дорогу, пока не увидела знакомую машину. Агата залилась лаем, и я оттолкнула ее от калитки чуть ли не ногой. Мною овладела неконтролируемая злость — я лишь чудом не пнула собаку, которую игнорировала все это время большой силой воли.

— Ну что у тебя стряслось?

Мы не обнялись. Да мы никогда и не обнимались с Ингой. А сейчас мне явно было не до объятий. Вернее, обними я ее — тут же бы разревелась. Только этого мне сейчас не хватало!

— Я попала на деньги. На большие, — только и могла сказать я, удерживая ногой лающую Агату.

— Что случилось?

Я не только рассказала, но и показала. Инга не поменялась в лице: оно изначально было у неё ужасно серьёзным.

 — Я не должна была оставлять ее в машине. Макс говорил, что она может ее разнести. Я просто… Мама, что мне теперь делать?

Я смотрела ей в лицо глазами не то что пятнадцатилетней, а вообще пятилетней девочки, будто у неё могло быть магическое решение.

— Не знаю, — усмехнулась Инга. — Отрабатывать, что ещё? Собачку годик повыгуливаешь им… На что ты так на меня смотришь? Ты ж не в столб влепилась? Обычное кресло перетянуть тысячи три будет. Тут, наверное, все десять!

— Перетягивают ли их? — обхватила я себя руками. Стало холодать. Вечер. Поздний уже. Поздно что-то думать, надо что-то делать. — Новое, наверное, штуку баксов будет стоить. А затирают ли царапины на пластике?

— Сколько бы ни стоило, у меня сейчас денег нет, — Инга сунула руки в карманы джинсов, словно в них были купюры, и я собиралась ее ограбить. — У меня реально нет денег. Одни долги. Мне ещё один кредит не дадут, да я и не возьму. Вот серьезно, Мила, пора тебе взрослеть. Ищи работу. Отдавай им зарплату в счёт долга. Я с тобой поживу ещё год, так уж и быть. А что ещё можно сделать? — развела Инга руки, но не для того, чтобы меня обнять. — Так что ищи работу, дорогая. Хватит на чужой шее висеть. Или звони папочке. Напомни про машинку. Если уж на четыре колеса для любимой дочки до сих пор не наскрёб, может хоть два кресла купит!