Что-то заставило меня скосить глаза, и я увидел, что Кимберли плачет. Беззвучно, без всхлипов, просто катятся слезы из ее закрытых глаз.

– Прости… – сказал я тихо. – I'm sorry… Это не твоя вина, ты прекрасная…

– Oh, yes! – саркастически усмехнулась она, не открывая глаз. – Я прекрасная баба, я знаю. Но fucking жизнь – где же мой мужик?.. Где мужчина, от которого я рожу ребенка?.. Мне уже тридцать четыре… – Она открыла глаза и вдруг села на кровати, легко поджав под себя ноги, в позе лотоса. И так, с поджатыми ногами, совершенно обнаженная и полногрудая, в свете огней ночного Манхэттена за окном, она стала похожа на индусскую статуэтку какой-нибудь их индусской богини плодородия. – Знаешь, – сказала она, – я чувствую, что я скоро умру… Нет, я абсолютно здорова… И во мне столько соков жизни! Но… Зачем я пошла в ЦРУ?.. Я могла бы родить дюжину детей… Посмотри на эту грудь… – И она рукой подняла свою полную, налитую грудь. – Она не кормила ни одного ребенка…

Я положил руку ей на колено:

– Ты еще родишь…

– Нет, – покачала она головой. – Я верю в предчувствия. И я была у астролога. Я скоро умру.

– Глупости… – Я притянул ее к себе, и она покорно и уютно умостилась на моем плече, и теперь мы лежали рядом безгрешно, как брат и сестра.

– Знаешь, – сказала она, – некоторые говорят, что мы с Джоном нашли себе тихую заводь. Мол, если террористы уже взрывали ВТЦ, то второй раз туда не сунутся. А Джон – нет, он уже семь лет следит за бен Ладеном и считает, что они всегда доводят дело до конца. Ты знаешь, что этот Рамзи Юзеф планировал? Он хотел обрушить башни ВТЦ одну на другую, чтобы погибли тысячи людей! Какое счастье, что Джон арестовал его в Пакистане! Я обожаю Джона…

Я промолчал. Конечно, в другой ситуации я бы не стерпел, чтобы женщина, лежа со мной, рассказывала, как она любит другого мужика. Но что я мог сказать сейчас, в моем положении бессильного импотента?

Она нашла в темноте мою руку и сжала ее:

– Не ревнуй. Джона вообще нельзя ревновать. Конечно, у него есть подруга, но дело не в этом. Знаешь его любимую поговорку? Он говорит: «Моя любовница – это ФБР. Я живу ею, я дышу ею днем и ночью». И это правда, он с семнадцати лет в ФБР, он отдал этой конторе двадцать пять лет жизни. А они назвали его Бизоном и выставили на пенсию…

Я изумленно повернулся к ней:

– Что?

Но она не поняла этого движения, а я не стал ей говорить, что и меня, Битюга, после 25 лет службы выперли на пенсию. Правда, судя по его костюму от Валентино, пенсии у нас несколько разные…

– Ладно, не буду больше о Джоне… – Она улыбнулась, даже в темноте я уловил эту улыбку в ее голосе. – А помнишь, я обещала тебе сказать, почему я выбрала тебя в Чечне…

– Помню. Ты сказала, что у меня «мужские» глаза. Что это значит?

– А то, что когда ты первый раз смотришь на женщину, ты сразу видишь, что и как ты будешь с ней делать в постели.

Я горестно усмехнулся:

– Выходит, я тебя обманул. Извини…

– Да ладно!.. Ничего… Это бывает у мужчин… В другой раз у тебя все будет хорошо, – сказала она великодушно и отерла слезы со щек. – Лучше скажи мне, как ты собираешься взять эти деньги из «Бэнк оф Нью-Йорк»?

– Я не собираюсь…

– О, перестань! Не ври. Гэбэшный полковник в отставке прилетает в Нью-Йорк, снимает квартиру на Вест-сайде и пасется возле «Бэнк оф Нью-Йорк»…

Я перебил ее:

– Как ты узнала, что я в отставке?

– Очень просто. Позвонила в Москву. У нас… ну, у ЦРУ там теперь официальный представитель.

Действительно, вспомнил я, как я не учел такого простого хода? В Москве, в американском посольстве уже шесть лет сидит официальный представитель ЦРУ…

– А ты думаешь, я стала бы напрягать своих друзей, чтобы для КГБ узнать про эти деньги в «Бэнк оф Нью-Йорк»? – продолжала Кимберли. – Я сделала это для тебя.

– Спасибо.

– Ну? Говори. Ты же знаешь, что можешь мне доверять.

И – совершенно неожиданно для самого себя – я вдруг рассказал ей все: и про убийство Кожлаева, и про его «побратима»-телохранителя Банникова, и про ребенка Полины, который живет где-то в США, но имеет все шансы стать наследником кожлаевских миллионов, если доказать, что он сын Кожлаева. И наконец, про чеченцев из Повольского банка развития, от которых Кожлаев пытался, видимо, откупиться несколькими миллионами, отправленными в Арабский объединенный банк и палестинский банк «Возрождение», но которые решили отнять у него все и теперь, как и я, тоже идут по следам его богатств.

Кимберли молча выслушала меня, а потом спросила:

– Эта Полина… Ты в нее влюблен?

– Женщина! – воскликнул я с показным возмущением. – Я рассказал тебе о миллионах долларов, которые лежат вот тут, рядом, в «Бэнк оф Нью-Йорк»! А ты!..

– Конечно, – усмехнулась она. – Ведь есть кое-что важней миллионов…

Я понял ее и – после паузы – неуверенно предложил:

– Знаешь что? Мы можем попробовать еще раз…

– Нет, дорогой, – сказала она. – Давай спать. Завтра я помогу тебе найти этого ребенка.

3 сентября я вылетел из Нью-Йорка в Майами, куда, как выяснила для меня Кимберли, переехали Глен и Семента Стилшоу из Ричборо, Нью-Джерси. Переезды такого рода здесь совершают, оказывается, почти все, кто усыновляет или удочеряет младенцев, – чтобы на новом месте никто из соседей не знал, что это не их родной ребенок, и не смог бы потом сказать об этом подросшему сыну или дочке. Поскольку в США нет прописки, людям просто нужно найти работу в другом штате, а все остальное прикладывается: исходя из своих средств или займов, которые вы можете получить в банке, вы покупаете там дом или квартиру и меняете свои, скажем, нью-йоркские автомобильные права на местные. И всё. А если вы не хотите, чтобы вас кто-нибудь вообще нашел, то можете изъять свое имя даже из телефонной книги…

Но Стилшоу, слава Богу, ни от кого не прятались, они, продав свой дом в Ричмонде, просто переехали в какой-то Сэндвилл, что в двадцати милях на юго-западе от Майами. И, поселившись здесь (дом 4531, 45-я линия, Сэндвилл, Флорида), обменяли свои нью-джерсийские права на флоридские – по этим данным в Транспортном управлении полиции Кимберли и смогла их найти.

В Майами, выйдя из гигантского стеклянного здания аэровокзала, я попал просто в сауну. Причем не в сухую, а мокрую – здешняя тропическая духота бьет вас воистину как парилка, куда вы заходите в одежде из прохлады кондиционированного воздуха. От неожиданности такого теплового удара я даже перехватил воздух открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег. И взмок до трусов…

Впрочем, через пару минут я уже сидел в кабине «ниссана», который вместе с билетом на «Американ эйрлайнс» предусмотрительная Кимберли заказала мне в бюро путешествий ВТЦ у майамской компании по прокату автомобилей («ниссан»-седан 2001 года, кондиционер, радио, крыша с откидным «солнечным окном», электрически опускающиеся окна, голосовая система общения машины с водителем, неограниченный наезд километража, $ 27 в день плюс $ 9 страховка). То есть, оказывается, если, как аборигены, знать, что тут где и почем, то можно все иметь вдвое, а то и втрое дешевле. Этот «ниссан» в минуту объял меня спасительной прохладой, а милый женский голосок из динамиков сообщил, что «температура в кабине комфортабельна – 22° по Цельсию; вы включили „вождение“ – пожалуйста, пристегните привязные ремни!». Я попробовал проигнорировать эту просьбу, но машина стала мелодично дзынькать «дин-дон!», а голосок с японской вежливостью настойчиво повторял: «Пожалуйста, пристегните привязные ремни… Пожалуйста, пристегните привязные ремни…»