Граф грубо выругался. Если продолжать в том же духе, он попросту набросится на Джессику и все кончится в несколько секунд. Меньше всего ему хотелось этого. Он собирался любить ее медленно, постепенно открывая ей радости плотской любви, и надеялся, что Джессика познает с ним великое наслаждение.

Мэттью был сдержанным и даже чопорным во многих аспектах жизни, но только не в постели, и с некоторых пор мечтал о жене, которая будет в этом ему под стать.

Мимоходом глянув на часы, граф вдруг заметил, что прошло больше времени, чем он предполагал. Поспешно выбравшись из ванны, он вызвал камердинера и начал одеваться. Этот вечер, вечер перед брачной ночью, ему хотелось сделать особенным во всем, поэтому к серым лосинам и темно-синему фраку Ситон добавил нарядный жилет в мелкий серебристый рисунок. Поправляя ворот рубашки, капитан размышлял над тем, что наденет к интимному ужину молодая жена, и нашел, что охотнее всего увидел бы ее вообще без одежды, как тем знаменательным утром в комнатке постоялого двора.

Оглядев себя в зеркало, Мэттью заметил, что бессознательно улыбается. Память не сохранила конкретной причины, толкнувшей его на похищение Джессики, но, так или иначе, дело сделано. В тот день, когда она очертя голову бросилась верхом через изгородь конюшни и свалилась в лужу к его ногам, капитан не думал о браке, но уже хотел ее. Иначе говоря, он впал в грех похоти, и небеса наказали его законным браком. Что ж, Мэттью нисколько не возражал против подобной кары. Он дорого заплатил за право обладать Джессикой и намерен как можно скорее этим правом воспользоваться.

Разумеется, тело снова охотно откликнулось на столь горячие мысли, и лосины некомфортабельно натянулись в паху. На этот раз, невзирая на то что кровь устремилась вниз живота, Мэттью продолжал рисовать себе картины предстоящей ночи: Джессика, совершенно обнаженная, Джессика, распростертая под ним. Единственным, что портило сияющий горизонт, был страх оказаться в дураках. Если Джессика солгала, что все еще невинна, чтобы сыграть на его благородстве… то что же тогда? Тогда он будет всего-навсего очередным ее любовником. Когда Мэттью шел к двери, от улыбки не осталось и следа и руки его были стиснуты в кулаки.

Джессика стояла перед тройным высоким зеркалом, пристально разглядывая свое отражение. Голубое шелковое платье, одно из самых ее любимых, модистка немного переделала, чтобы оно соответствовало гардеробу замужней женщины. Это означало более глубокое декольте, очевидно, призванное разжечь вожделение молодого мужа. Оставалось только надеяться, что это сработает.

В дверях появилась тоненькая, совсем юная девушка, Минерва Тоузер (в отсутствие Виолы она заменяла горничную), с сообщением, что милорд граф вернулся и выразил желание, чтобы ужин был подан в гостиной его апартаментов.

У Джессики сразу повлажнели ладони. Она рассчитывала сделать этот ужин интимным, отпустить слуг, чтобы они с Мэттью могли наконец объясниться и, может быть, помириться. Выходило, что интима может оказаться даже больше, чем она думала.

Но потом дрожь тревоги прошла по всему телу. С чего она решила, что Мэттью собирается заняться с ней любовью? Граф может быть сейчас очень далек от мыслей об осуществлении супружеских прав. Допустим, он хочет обсудить что-нибудь без посторонних ушей. Что?

Откликаясь на тревогу, сильно забилось сердце. О Боже! Мэттью выяснил, что был приведен к венцу с помощью интриги! Но откуда он мог узнать? От слуг постоялого двора? Слуги всегда подслушивают, и кто-нибудь из них мог… тогда это конец! Брак, заключенный с помощью обмана, легко расторгнуть. Или еще хуже: Мэттью понял, что слишком любит Каролину Уинстон и готов ради нес на все, даже на развод…

Титаническим усилием воли Джессика заставила себя успокоиться. Нельзя же всегда жить в страхе, ожидая худшего, шарахаться от малейшей тени на горизонте! Так можно ненароком себя выдать. Куда разумнее смотреть мужу прямо в глаза и улыбаться, в душе вознося молитву о том, чтобы обман никогда не раскрылся. И нечего ждать бог знает чего от этого ужина. Довольно будет и того, что они дружески поболтают за вкусной едой.

Укрепившись в решимости вести себя непринужденно, Джессика бросила в зеркало еще один взгляд, несколько раз медленно и глубоко вздохнула и направилась к двери, соединяющей апартаменты. Оказалось, что гостиная Мэттью залита светом нескольких канделябров. Все: и тяжелые гобеленовые драпировки, и красивый лепной потолок, и темное полированное дерево стен, и небольшой стол, покрытый белоснежной льняной скатертью, — было подсвечено золотом. Сервировка оказалась изысканной, хрусталь таинственно поблескивал при каждом колебании крохотных язычков огня.

И еще в гостиной был Мэттью, с бронзовым от загара лицом, рыжевато-русыми волосами, отросшие кончики которых касались крепкой шеи, с его широкими ладонями и длинными сильными пальцами. Боже милостивый, да ведь этот красивый мужчина — ее муж!

Мэттью поднял голову на звук открывающейся двери, но вместо того, чтобы сразу поспешить навстречу жене, просто смотрел, как она идет через гостиную. Это было подлинное удовольствие — видеть, как Джессика движется, как высоко держит голову. Она улыбнулась ему — неуверенно, едва заметно, и Мэттью осознал, что охотно улыбается в ответ.

— Добрый вечер, миледи.

С этими словами, словно кто-то властно потянул его вперед за невидимую нить, он вдруг сорвался с места и зашагал навстречу. Как Мэттью и предполагал, Джессика была в голубом. Платье очень выгодно оттеняло ее глаза, а декольте выглядело куда ниже, чем на любом из ее девических платьев. Округлости грудей обнажились до самых сосков и вздымались над лифом, вызывая в памяти тс немногие моменты, когда он видел их совершенно голыми. Судьба как будто насмехалась над его решением действовать как можно медленнее! Ситон еще не успел и коснуться этой девушки, а уже был возбужден так, что это мешало двигаться! Ничего, теперь ему недолго осталось мучиться.

— Д-добрый вечер, милорд. Надеюсь, я не заставила вас ждать?

— Миледи, если бы вы заставили меня ждать даже половину ночи, я все равно не был бы в претензии, — усмехнулся Мэттью, взял се руку, повернул и совсем легко поцеловал в середину ладони. — Ведь я первый заставил вас ждать, не так ли? В течение четырех бесконечно долгих дней я пренебрегал супружескими обязанностями, что совершенно непростительно. Приношу мои самые искренние извинения… в последнее время я только это и делаю. — Джессика улыбнулась шутке, и он поежился от нового сладкого спазма в паху. — Заверяю вас, сегодня я сторицей возмещу упущенное.

— Я… — начала она, но запнулась и покраснела, глянув через плечо, словно боялась, что кто-нибудь может услышать столь нескромное замечание, — я знаю, что вам пришлось нелегко в эти четыре дня… в том смысле, что нужно было уладить столько дел! Удалось ли это, милорд?

— Насколько возможно на данном этапе. Мэттью сказал это чисто механически, впитывая взглядом бледное золото ее волос, нежную округлость щеки, точеную шею, едва заметные выпуклости ключиц, между которыми во впадинке часто бился пульс.

— Однако мне меньше всего хотелось бы сегодня вечером обсуждать дела. — Граф галантно проводил Джессику к столу, поднял бокал шампанского и протянул ей. Бокал был полон до самой позолоченной кромки, и крохотные пузырьки, лопаясь, рассыпали искорки, подсвеченные свечами. — По правде сказать, я бы предпочел, чтобы мы как можно скорее прекратили всякие разговоры.