— Матвеем? — Сергей кивнул.

— Просила денежную компенсацию взамен на отказ от ребенка. Я недавно пригрозил ей, что если она не одумается, то я лишу ее родительских прав…

— И что ты ей ответил?

— Ничего. Я не согласился. И в тот момент крепко задумался о том, что дети не должны страдать от всех этих недоразумений и ошибок взрослых людей. На тебе сейчас лица нет. Вера Васильевна очень переживает. А Алле нет до всего этого никакого дела. Не скрою, поначалу я был категорично настроен в отношении бывшей тещи, но сейчас нашел в себе сил простить ее и позволил к тебе приходить. Теперь последнее слово за тобой.

— И ты примешь этого ребенка? Примешь мальчика в нашу семью, который к тебе не имеет никакого отношения?

— Я много думал об этом. Мне будет очень тяжело только в одном случае — я не собираюсь заключать с Аллой никаких сделок. Через суд решить вопрос с лишением ее родительских прав будет весьма непросто. Потребуется много сил и ресурсов, а также финансов. Но если ты настроишься на помощь матери в воспитании Матвея, мне придется обрубить с Аллой все концы. Ребенка в таком случае она больше не увидит, как бы эгоистично это не звучало сейчас. Мне достаточно того, что по ее вине уже случилось столько несчастий. Больше я не позволю ей быть никаким образом рядом с тобой и моей семьей.

— Ты понимаешь, что сейчас предлагаешь мне решить судьбу этого мальчика и его матери? Алла вконец обозлится на всех…

— Думаю, она уже давно все решила за всех, а ты переживаешь о пустом. Нам осталось лишь соблюсти формальности. Женщина, которая торгуется собственным ребенком… Как ты думаешь, что ждет Матвея в будущем рядом с ней?

Ничего хорошего. Я все понимала и тем не менее отнимать у Аллы ее материнское право было слишком жестоко. А что если она одумается?

— Я хочу к Марку… — прошептала я, чувствуя озноб.

Поднялась на ноги, накинула халат и прошла в спальню сына. Он спал, а я присев на кровать возле него смотрела в его красивое личико, а сама думала о Матвее и том, что от него отказалась родная мама… Почему Алла была такой бессердечной? В сравнении с признаниями моей матери, что я была им неродной дочерью этот поступок со стороны сестры выглядел в миллион раз хуже и не поддавался никакому логическому объяснению. Такого невозможно оправдать и принять… А тем более простить.

Спустившись на кухню, чтобы выпить чаю, я застала в гостиной маму. Она ходила по комнате слегка ссутулившись, держала ребенка на руках и укачивала его. Господи… В это мгновение на мои глаза навернулись слезы, а в сердце, будто вонзили сотни острых иголок. Пожилая женщина возилась с внуком, как с родным ребенком, когда его настоящая мать полностью здоровая и сильная женщина была не пойми где… И я еще в чем-то сомневалась? К чему заставлять всех нас страдать еще больше? Разве мало нашей семье было того, что уже случилось? Пусть Алла думает о том, как потом будет вымаливать прощение у матери.

— Ульяна, как ты? — мама подошла и с беспокойством заглянула мне в глаза.

Я перевела взгляд на ребенка и мое сердце снова болезненно сжалось. Уже подсознательно я знала ответы на все свои вопросы, но мне все еще нужно было время, чтобы разобраться в этих чувствах и уложить все в своей голове. Принять это все.

— Все хорошо, мам. Как он? Сергей сказал, что у малыша высокая температура.

— Да, — грустно отозвалась она. — Утром было все хорошо, а после дневного сна поднялась температура. Сергей вызвал врача и позволил нам остаться…

— Конечно, оставайтесь, — я протянула руки и мама отдала мне Матвея, а сама присела на край дивана, смотря на нас.

— Я все понимаю, Ульяна. Все… И так корю себя, что ничего не пыталась узнать у тебя о твоей жизни. Видела, что тебя что-то гложет, но что ты родила втайне ото всех ребенка… Представить такого не могла… И что меня поражает сильнее всего, знаешь? Ты не оставила его одного, никого и ни в чем не обвиняла, а просто молча уехала и воспитывала своего ребенка… — на ее щеках показались две мокрые дорожки. — У меня сердце кровью обливается, когда я думаю об этом, — мама смотрела на маленький горячий комочек в моих руках. — Почему он безразличен ей, ведь он — чудо…

— Не знаю, — я покачала головой. — Это сейчас я понимаю, что мои страхи разбить нашу семью и счастье сестры не стоили таких жертв с моей стороны, а тогда я осталась один на один с собой и своими проблемами. Я боялась вашего осуждения, только никому я была не нужна: ни я, ни моя правда.

— Прости, Ульяна…

— Вам нужно было мне все рассказать, мам. Возможно, что тогда все бы в наших жизнях с сестрой сложилось иначе. И может, папа тоже был сейчас жив… У меня нет на тебя обиды или злости. Только горечь внутри…

Мы долго разговаривали с мамой, я вернулась к Сергею поздно ночью. Он спал на моей половине кровати. Я прилегла рядом и крепко обняла его. Теперь, когда я чувствовала его любовь, и как он дорожил мной и сыном, я ощущала себя иначе. И я больше не собиралась оглядываться назад и кому-либо уступать своего счастья. А тем более позволить его разрушить.

Спустя две недели мы съездили в Питер всей семьей, я навестила могилу отца и своих настоящих родителей. Я так долго мучилась в догадках, почему одну из сестер любили и выделяли больше. Все годы это причиняло мне такую боль и толкнуло совершить столько ошибок… Хорошо, что я нашла в себе сил принять эту правду и двигаться дальше.

Мы весь день гуляли в парке, день был солнечным и погожим. Я позвонила Дженни в Америку, и сидела на лавочке, наблюдая, как Марк и Сергей играли в футбол на газоне. Головные боли меня почти не мучили, и я уже пришла в себя после той страшной аварии. Раны на сердце со временем зарастут, а я собиралась не ворошить больше старое. Алла пусть живет своей жизнью, ее ребенок стал отдушиной для мамы, и пока она справлялась с воспитанием Матвея, мы решили с Сергеем мальчика у нее не забирать, а плавно вводить в нашу семью: брали Матвея на выходные, иногда и среди недели. Мама все чаще бывала в нашем доме и занималась обоими внуками. Я была уверена, что не оставлю Матвея, если мама по состоянию здоровья не сможет его больше воспитывать. Только Аллу простить не смогу за то, что она бросила родную мать и собственного ребенка. Это из-за ее эгоизма распалась семья и погиб отец. Как такое могло получиться, что она выросла такой ужасной эгоисткой? Мне бы не хотелось, чтобы этот прекрасный и славный малыш, который уже вовсю пытался ползать по нашей огромной гостиной вырос таким, как сестра. Эгоистичным и озлобленным на весь мир. Потому я в первую очередь учила своего сына любить и радоваться мелочам. И Матвея научу. И всех наших с Сергеем детей, если они будут.

— Ну что нос повесила? — на скамейку присел запыхавшийся Сергей и погладил меня по щеке. — Все нормально? Голова не болит?

— Нет, ничего не болит, — я улыбнулась и прижалась к нему. — Так хорошо… — довольно протянула я, подставляя лицо теплым солнечным лучам.

— Какие планы на вечер? — спросил он.

— Никаких, — я пожала плечами. — Уложим Марка спать и…