– Ты уже все уложил? – спросил Джим у Тони.

– Да, – ответил тот и похлопал по чемодану левой рукой – правая все еще плохо работала, а физиономия, как тогда в горах, снова опухла, и глаза заплыли сизыми синяками.

– Хреново я выгляжу, правда?

– Что вы! – повернулся к нему Финштейн. – Вот однажды у нас был случай, когда…

– Нам пора, – сказал Джим и выбрался из машины, потом откинул сиденье, вытащил чемоданы и помог выйти Тони. Тот сейчас же поднял воротник куртки и надвинул на глаза козырек бейсболки.

Финштейн тяжело вздохнул и вышел тоже.

Это была типичная провинциальная улица с ухоженными палисадниками и потрескавшейся асфальтовой дорожкой вдоль заборов. Кое-где возле домов росли фруктовые деревья, другие домовладельцы предпочитали сосенки или каштаны.

На улице было немноголюдно, лишь пара прохожих да подметавший дорожку старик. Видимо, это безлюдье стало основным фактором при выборе места для явочной квартиры.

Финштейн шел первым, за ним с чемоданами – Джим, Тони замыкал процессию.

Мимо прошла пожилая женщина, она с изумлением посмотрела на Финштейна, тот ей жалко улыбнулся и развел руками. Его дорогостоящий костюм выглядел не лучше засаленной спецовки, на лбу красовался свежий рубец, а свернувшуюся кровь с лица и ворота рубашки оттереть влажными салфетками так и не удалось.

– Стой, нам сюда, – сказал Джим и поставил тяжелые чемоданы напротив ворот. – Жми на кнопку звонка.

– Кто – я? – почему-то удивился кабатчик.

– А что здесь страшного?

Пока Финштейн звонил, Джим тайком достал гранату и стал с ней что-то делать.

– Эй, ты же не брал с собой ни одной! – удивился Тони.

– Сначала не хотел, потом – передумал. А теперь будет небольшая страховка, – ответил напарник и, больше ничего не объясняя, приоткрыл крышку одного из чемоданов и убрал гранату туда.

Тони лишь пожал плечами, он все еще плохо соображал.

– Они идут, – сообщил Финштейн.

Джим кивнул, он услышал доносившиеся со двора шаги. Щелкнул замок, открылась калитка, и на гостей настороженно уставился невысокий худощавый человек с большими залысинами. Правую руку он держал в кармане просторной куртки.

– Вам кого?

– Здравствуйте, мы бы хотели снять комнату, ненадолго, – произнес Джим фразу-пароль.

– Это вам нужно у хозяина спросить, – сказал худощавый и шагнул в сторону, освобождая проход.

Джим пропустил Тони первым, потом взял чемоданы и пошел сам, за ним несмело засеменил Финштейн.

То, что вышедший человек не назвал отзыв, Джима не беспокоило: он мог и не быть связником.

Они поднялись на крыльцо, вошли в дом и стали подниматься по лестнице. Встречавший шагал сзади, все так же держа руку в кармане.

– Заходите, не бойтесь, – сказал он, когда Тони остановился напротив дверей, ведущих в комнаты.

Тони вошел первым, за ним – Джим с чемоданами и, наконец, Финштейн. Конвоир заходить не стал, плотно притворив дверь снаружи.

Гости огляделись. Они находились в просторной, скромно обставленной гостиной. В ней было еще три двери, и из всех трех одновременно появились вооруженные люди – всего шесть человек. На обескураженных гостей были наставлены пистолеты, и только после этого вышел еще один – видимо, самый главный.

– Нет! Нет! – вскрикнул Финштейн и с неожиданным проворством так ударился в дверь, что отбросил караулившего за ней конвоира.

– Всем стоять! – потребовали те, что появились с оружием, но Джим с Тони и не думали сопротивляться: силы были не равны. Между тем с лестницы уже слышались крики:

– Стой! Стой, сука, убью!

Затем послышались два приглушенных хлопка. Напарники переглянулись.

– Не шевелиться! – последовало резкое предупреждение. – Руки за голову, два шага вперед, быстро!

Спорить не приходилось, Джим и Тони сделали по два шага, вот только правая рука Тони никак не слушалась, ему с трудом удалось ее пристроить за голову и прижать к затылку левой рукой. Вооруженные люди настороженно за ним следили – они были уверены, что это какой-то трюк.

– Не думай, что успеешь что-то сделать, длинный! – строго сказал ему жгучий брюнет. Пистолет он держал уверенно.

– Я и не думаю, – устало ответил Тони.

С лестницы вернулся худощавый, он был расстроен.

– Босс, беглец мертв…

– Поздравляю, Тапильский! – язвительно произнес старший. Это был представительный седоватый человек, его можно было принять за преподавателя в университете, если бы не борцовские плечи и холодный оценивающий взгляд. – Ладно, потом разберемся, жди снаружи.

Тапильский вышел и закрыл дверь. На пару мгновений стало тихо, Джим услышал, как где-то лает собака.

– Здравствуйте, мы бы хотели снять комнату, ненадолго, – произнес он еще раз, надеясь, что его поймут правильно, но старший только усмехнулся:

– Федор, обыщи их.

Федором оказался брюнет. Сначала он обыскал Тони, но нашел только недоеденную плитку шоколада из армейского набора и половину отобранных у Клинсманна денег, вторая половина все еще была у Джима.

– Это все? – недоверчиво спросил старший, машинально пересчитывая деньги.

– Все, – ответил Федор и перешел к Джиму. Еще одна тугая пачка денег, смятая, захваченная из машины Финштейна салфетка, затем Федор поднял на Джиме рубашку и довольно присвистнул.

– Ствол! – сказал он, лихо выдергивая трофейный, доставшийся от контрразведчика пистолет.

– Ну хорошо, а то я уж переживать начал, – сказал старший. – А что это за фигня к нему проволочкой привязана?

Федор посмотрел внимательнее и тихо произнес:

– Это чека…

И посмотрел на Джима.

– Что это означает? – спросил старший. – Откуда чека?

– Из гранаты, – просто ответил Джим.

– А где эта граната?

– У меня между ног. «С40», ничего особенного, круглый корпус, утяжеленный пластик, а вот начинка из «цитрона», усиленный, стало быть, боеприпас. Ваши потроха найдут метрах в трехстах отсюда.

– Но и твои тоже…

– Это издержки моей работы.

Плечи Тони затряслись, и руки непроизвольно опустились. Он старался сдерживаться, ведь смех приносил его измученному телу боль, однако ничего поделать с собой не мог.

Старший и Федор переглянулись.

Тони шмыгнул носом, отер слезы и успокоился.

– Извините, – сказал он. – Это нервное.

– Веселые ребята, – сказал старший и, поглядев Джиму куда-то в область паха, судорожно сглотнул. – Ну и что ты хочешь – умереть героической смертью?