«Здесь водится бык с видом оленя; у него на лбу между ушами выдается один рог, более высокий и прямой, чем у известных нам рогатых животных. В своей верхней части он широко разветвляется наподобие ладони и ветвей. У самки такое же сложение, как у самца: ее рога имеют такую же форму и такую же величину».

Трансформация легенд о единороге? Вполне возможно. Не предполагать же в самом деле, что эти животные в действительности водились в лесах, покрывающих почти всю Европу, но были съедены оголодавшими галлами или германцами!

Некоторые историки предполагали, что Цезарь собирался поправить свои денежные дела и вторгнуться в богатую Дакию. Но события вынудили его изменить планы. Началось большое переселение гельветов.

Галльское племя гельветов числом более трехсот пятидесяти тысяч человек, если верить «Запискам», было вынуждено покинуть родные места, расположенные там, где сейчас находится Швейцария. Причина, заставившая сняться с место такое количество народа, Цезарем не указывается. Но, по всей видимости, она была серьезной, поскольку, уходя, гельветы сожгли свои двенадцать городов и четыреста деревень. И вскоре они переходят через реку Арар, которая сегодня нам известна как Сона, самый крупный приток Роны. Именно это заставило Цезаря стремительно покинуть Рим и как можно скорее прибыть в войска.

В его распоряжении были четыре легиона, но чтобы выиграть время и подтянуть их поближе, он приказывает разрушить мост через Родан (нынешняя Рона) недалеко от Генавы (известная нам ныне как Женева).

Вскоре кельты высылают к Цезарю своих представителей, которые просят пропустить их на запад и обещают во время прохода по римской территории не причинять никакого ущерба.

Цезарь продолжает тянуть время и предлагает встретиться через несколько дней, а пока он будет думать, как лучшим образом решить эту проблему. Он честно пишет, что у него и в мыслях не было разрешить гельветам пройти сквозь римскую территорию.

И когда депутация вновь приходит, то видит, что он успел построить линию укреплений, которая тянулась от Женевского озера до гор Юра, перекрывая дорогу.

Не получив разрешения и видя неудачу соплеменников, пытавшихся малыми группами по ночам переплывать через Родан под обстрелом балеарских пращников, входящих в состав армии Цезаря, гельветы пошли в обход.

Цезарь же привел в Галлию дополнительные силы и во главе пяти легионов последовал за переселенцами. Поскольку гельветы уже находились за пределами римских земель, ему нужен был повод для боевых действий. И повод вскоре представился.

К нему поступает жалоба от союзного римлян племени эдуев: гельветы разоряют их земли, грабят, уводят людей в рабство.

Легионы совершают марш-бросок и догоняют гельветов у переправы через реку Арар. Большая часть племени уже на той стороне, и, воспользовавшись этим, Цезарь ночью наносит внезапный удар. Но разгромлена только четвертая часть сил гельветов, и поэтому легионеры сооружают мост через реку и начинают преследование. Сооружение моста за один день говорит о хорошем материально-техническом обеспечении армии и наличии того, что в будущем назовут инженерными войсками. О решении более значительной инженерной проблемы мы поговорим чуть позже.

Гельветы снова пытаются миром решить свои проблемы, они готовы поселиться там, где укажут римляне. Цезарь требует у них заложников, заранее зная реакцию свободолюбивого народа. Прервав переговоры, гельветы снимаются с места и идут дальше, а Цезарь преследует их, еще больше отдалившись от римских территорий. После мелких стычек гельветы собираются дать бой своим преследователям, но Цезарь сохраняет дистанцию между собой и отрядами противника.

Не останавливаясь на деталях, отметил лишь, что в конечном итоге Цезарь вынудил гельветов атаковать его в том месте и в то время, которое он выбрал сам. Разгром превратился в резню.

«После долгой и упорной битвы он разбил войско варваров, но наибольшие трудности встретил в лагере, у повозок, ибо там сражались не только вновь сплотившиеся воины, но и женщины и дети, защищавшиеся вместе с ними до последней капли крови. Все были изрублены, и битва закончилась только к полуночи. К этой замечательной победе Цезарь присоединил еще более славное деяние, заставив варваров, уцелевших после сражения (а таких было свыше ста тысяч), соединиться и вновь заселить ту землю, которую они покинули, и города, которые они разорили. Сделал же он это из опасения, что в опустевшие области перейдут германцы и захватят их».[75]

Кстати, следующая война в Галлии велась именно против германцев, и Цезарь на этот раз защищал галлов.

В Риме известие о победе вызвало двоякую реакцию. Народ был доволен, поскольку в исторической памяти сохранился страх перед галлами, которым единственным удалось взять Рим, и если бы не бдительные гуси, то и вообще покончить с ним. Недруги же Цезаря, и в первую очередь Катон, напирали на то, что Цезарь нарушил закон, который сам же провел во время своего консульства. Он не имел права сражаться с племенем, не подвластным Риму вне римских земель. Но голос Катона утонул в гуле одобрения.

Тем временем эдуи, а также некоторые другие примкнувшие к ним племена снова обращаются с жалобой к Цезарю. На сей раз их обижал вождь германцев Ариовист и его стотысячная армия.

И здесь возникает интересная коллизия. Дело в том, что Сенат не далее как во время консульства Цезаря объявил Ариовиста союзником римского народа и даровал ему титул царя. Но что это значит для человека, понимающего — назад в Рим, где его ждут заимодавцы и недруги, грозящие судом, дороги еще нет, и его путь от победы к победе — единственное, что позволит вернуться с триумфом.

Судя по словам Светония, «с этих пор он не упускал ни одного случая для войны, даже для несправедливой или опасной, и первым нападал как на союзные племена, так и на враждебные и дикие, так что сенат однажды даже постановил направить комиссию для расследования положения в Галлии, а некоторые прямо предлагали выдать его неприятелю. Но когда его дела пошли успешно, в его честь назначались благодарственные молебствия чаще и дольше, чем для кого-либо ранее».[76]

Так что Цезарь без малейших колебаний начинает военные действия против Ариовиста. Мало того, он во всеуслышание провозгласил, что добрые отношения с германцами — это хорошо, но защита римской провинции и союзников — лучше.

Его армия, правда, думала иначе. Это еще не были бойцы, готовые идти за своим полководцев в огонь и в воду. Про германцев же рассказывали всякие ужасы, преувеличивая и без того немалое их число, и пугали друг друга историями об их свирепости и беспощадности в бою. Панику сеяли галлы из вспомогательных войск, а потом дрогнули, как выразился Плутарх, «молодые люди из знатных семей, которые последовали за ним из желания обогатиться и жить в роскоши».