Сначала ударило в виски, потом сразу перестало быть холодно и по телу разлился знакомый нестерпимый жар, а в голове застучала одна-единственная мысль — это КРАЙНИЙ случай или пока еще нет?…

— Тебя спрашивают, жиденок, — спокойно напомнил Мике старшина Шмугляков, таким образом подписав себе приговор.

Мика поднял потемневшие глаза на Шмуглякова и уже без тени сомнения, убежденно сказал:

— КРАЙНИЙ, КРАЙНИЙ случай… И ты, пидор грязный, будешь первым!!!

Старшина ошеломленно посмотрел на майора. Тот кивнул ему головой, разрешая приступить к «оформлению».

Шмугляков яростно рванулся к Мике, но…

…в то же мгновение из Микиных глаз, из Микиного воспаленного мозга последовал такой дикой, такой фантастической силы «выброс» той самой БИОЭНЕРГИИ, про которую профессор Эйгинсон, тоже полукровка, говорил, что у Мики она УНИКАЛЬНА и БЕЗГРАНИЧНА!

Что и подтвердил замертво рухнувший старшина Шмугляков.

Падая между столом майора и Микой, уже мертвый Шмугляков своим огромным и дохлым телом чуть не перевернул стол начальника Особого отдела, оказавшись на полу у самых Микиных ног…

— Ну надо же было так нажраться, Шмугляков! — возмутился майор. — Предупреждал же, что еще работать и работать!..

Он попытался было вскочить из-за стола, но Мика внятно и громко сказал:

— Сидеть, сволочь! Ты — следующий…

И Кучеравлюк, словно памятник самому себе, застыл на своем стуле.

А Мика усмехнулся и произнес фразу, которую майор Кучеравлюк никогда не слышал в своей жизни:

— Молилась ли ты на ночь, Дездемона?…

Но тут с грохотом распахнулась дверь землянки Особого отдела, ворвалась ледяная стужа вместе с командиром полка, Героем Советского Союза подполковником Вась-Вась Шмаковым, находящимся в состоянии яростного и мощного предутреннего похмелья!

На Шмакове поверх гимнастерки почему-то была надета расшитая ненецкая малица с капюшоном, отброшенным на спину. Эту малицу оленеводы еще осенью подарили Вась-Васю на какой-то торжественной смычке. И неизвестно, что там у себя в землянке сейчас изображал Вась-Вась в этой малице…

За спиной у командира полка — Микины штурман и стрелок-радист. У штурмана в руках шлемофон Мики и его американские унты с автономным подогревом. У стрелка — Микин меховой комбинезон.

Вась-Вась Шмаков видит своего любимчика Мишку Полякова со связанными руками позади спинки стула, задирает малицу, словно юбку, вытаскивает из-под нее пистолет и с криком «Счас я весь ваш отдел в распыл пущу к е… матери!..» два раза стреляет в потолок!

Сверху на стол начальника Особого отдела сыплются щепочки и ягельная труха, но майор Кучеравлюк, сидящий за столом, остается недвижим.

Так же, как и дохлый старшина Шмугляков, валяющийся на полу.

Зато из-за занавески раздается истерический крик проснувшегося и ничего не понимающего дознавателя отдела старшего лейтенанта Пасько:

— На помощь!..

— Мишку развязать!!! — командует Вась-Вась Шмаков, а сам бросается к занавеске, разделяющей землянку на две половины — служебную и личную.

Отдергивает разъяренный Шмаков занавеску, берет Пасько за шиворот, волочет через служебную часть и вышвыривает его на мороз.

Освобожденный Мика уже втиснулся в комбинезон, уже сует ноги в свои роскошные унты, а Шмаков хватает со стола портрет Булганина, срывает с него Микииу медаль, сует ему ее в руки:

— Держи, мудило! Не умеешь водку пить, не берись! Ас херов.

Порванный и проколотый Микиной медалью портрет министра обороны вместе с рамочкой Вась-Вась сует в печь, где догорает ведро с бензином. Портрет Булганина тут же вспыхивает веселым пламенем. Туда же летит и донесение «агента-инкогнито»…

Майор Кучеравлюк с широко открытыми глазами неподвижно сидит за своим столом. За дверями землянки на морозе жалобно скулит Пасько.

Шмаков сплюнул, распорядился:

— Впустить!

Стрелок-радист открыл дверь землянки. Вполз синий Пасько.

Вась-Вась спрятал пистолет под малицу, взял трубку полевого телефона, нажал на кнопку вызова связи, заорал на весь остров:

— Ну-ка, быстренько мне санчасть! Шмаков говорит!.. Что значит «не отвечают»?! Звони еще раз, а то я тебе яйца вырву!.. То-то же! Доктор? Доктор, мать твою в душу! Женя! Женька!.. Это Шмаков. Пулей в Особый отдел! Чепе тут у нас!.. Перепились говноеды, и… — Не наклоняясь, Шмаков ногой повернул на полу голову Шмуглякова, посмотрел на него и сказал в трубку: — Один — труп… — Глянул на застывшего, неподвижного начальника Особого отдела и добавил: — Второй вроде бы наполовину…

… Так и получилось, как сказал Вась-Вась Шмаков.

У старшины Шмуглякова на фоне сильного и многодневного употребления алкоголя — остановка сердца с летальным исходом, а…

…у начальника Особого отдела майора Кучеравлюка на этой же почве полная потеря функций движения, органов слуха и речи, а также сфинкторных свойств…

— Чего, чего?… Каких свойств? — переспросил Шмаков.

— «Чего-чего»… — недовольно сказал капитан Евгений Иванович Егорушкин, начальник санчасти полка. — Гадить будет под себя до смерти! Ссаться… Да он уже… Вы что, не чуете?

Все потянули носом. Почуяли. Как из несмытого горшка.

— Одним словом, лучше бы он помер, — сказал Евгений Иванович. — Каталепсия есть каталепсия.

* * *

Из— за этого чепэ — чрезвычайного происшествия — Мике так и не дали старшего лейтенанта.

Наверное, слухи о «награждении» маршала Н. А. Булганина лейтенантом M. С. Поляковым каким-то образом все-таки дошли до командования на материке. Может быть, дознаватель Пасько постарался, а скорее всего не удовлетворенный результатами реакции на свою героическую бдительность и беспримерный патриотизм снова подсуетился «агент-инкогнито»…

По повторному представлению звание старшего лейтенанта Михаил Поляков получил лишь через полтора года — восемнадцатого августа сорок восьмого, ко Дню авиации. И сразу же был назначен командиром звена.

Таким образом, старший лейтенант М. С. Поляков уже в двадцать один год принял на себя ответственность не за один экипаж, а за три. Теперь под его командованием было три самолета «Пе-2», девять человек летно-подъемного состава, один техник, три механика, три моториста, три оружейника и один приборист на все три машины…

В начале сорок девятого кто-то из больших, но любознательных начальников мельком заглянул в карту Советского Заполярья, понял всю нелепость пребывания Отдельного авиаполка бомбардировочной авиации средней дальности с устаревшими «пешками» на острове Колгуев в Баренцевом море, и полк расформировали.

Из зоны вечной мерзлоты Мика на полгода попал в палящие солнечные лучи замечательного города Кировабада. Там в запасном авиаполку Мику научили летать на самолете конструкции Туполева — «Ту-2». Эта машина вовсе не была новым словом в бомбардировочной авиации, но она была намного совершеннее заслуженного фронтового «Пе-2», отличавшегося от всех летающих конструкций со времен Блерио и Фармана могучестью своего шасси. Шасси у «пешки» выдерживали любое безграмотное или вынужденное приземление. Но во всем остальном…