Мика даже ахнул от неожиданности. Ахнул и разозлился:

— Это еще откуда у тебя такие сведения?

— От тебя же. Ты рассказывал, но не все. О чем-то ты умолчал, не доверяя мне. Для меня это слегка оскорбительно и, прости меня, смешно! Пойми наконец: Я — это в некоторой степени ТЫ!.. Я целиком настроен на твою волну, и мой мозг автоматически дополняет все несказанное тобой.

— Прости меня, Альфред… Я, честно говоря, просто не знал, как я смогу тебе объяснить это явление…

— Я тебя успокою, Мика, — усмехнулся Альфред. — Когда-то, много лет тому назад, профессор Эйгинсон… Кажется, его звали Вадик?…

— Да. Вадим Евгеньевич.

— Он жив?

— Слава Богу. Он теперь живет в Австралии, в Канберре. Располнел, сердце барахлит…

— М-да… Вот видишь, как жизнь складывается? Так ведь этот Вадик еще черт-те когда сказал: «Биоэнергетические возможности человека неограничены!» Так?

— Да…

— Так вот, Мика. Ты напрасно нервничал и волновался, что не смог бы мне объяснить природу этого явления. Мне лично достаточно было бы оценить его результат, а природу его никто по сей день ни хрена объяснить не может. Ты давно не пользовался этим своим «даром»?

— Очень. В последний раз в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое февраля сорок седьмого года. Я приговорил двоих. Но один случайно остался жить. Не так, как ему хотелось бы, но…

— Как ты думаешь, ты растерял эту способность за все прошедшие годы?

— Понятия не имею…

— Ах, хорошо бы проверить на ком-нибудь! — задумчиво произнес Альфред.

— Боже меня упаси, — с тревогой сказал Мика. — Когда-то я поклялся себе, что буду пользоваться ЭТИМ только в самом КРАЙНЕМ случае. С тех пор…

— Прости, я перебью тебя. Что-то мне подсказывает, что эта твоя уникальная, способность в дальнейшем нам сможет очень и очень пригодиться.

— Ты сошел с ума… Альфред, ты понимаешь, о чем ты говоришь?

— Не очень, — честно признался Альфред. — Но боюсь, что настанет время, которое будет все состоять из КРАЙНИХ случаев… Так что произошло в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое февраля сорок седьмого?…

* * *

В сорок седьмом году двадцатилетний лейтенант М. С. Поляков — командир экипажа скоростного пикирующего бомбардировщика «Пе-2» в составе 14-го авиаполка пограничной авиации (он же — войсковая часть № 597924) — ежедневно и еженощно с отвагой и доблестью охранял льды Советского Союза.

Полк базировался в ста километрах от материка, прямо в Баренцевом море на острове Колгуев. К южной стороне прилепилось единственное на острове обитаемое поселение Бугрино, а дальше, до северной оконечности, где стоял Микин полк, шли семьдесят километров пустынной и промерзшей тундры с редкими — двумя-тремя — оленьими стойбищами…

Поэтому послевоенный летно-подъемный молодняк, а также технический состав полка были начисто лишены какого-либо цивилизованного общения с гражданским населением женского пола, что естественным образом, по закону «компенсаторного замещения», привело к тому, что в свободное от полетов и патрулирования время полк стал пить — водку, спирт, одеколон, отфильтрованную противогазной коробкой самолетную гидравлическую жидкость под названием «Ликер шасси». Пьянство становилось повальным.

И если летчики, штурманы и стрелки-радисты, то есть летно-подъемный состав, еще как-то соблюдали достаточно строгую очередность: пьянка — полеты, полеты — пьянка, и, руководствуясь инстинктом самосохранения, старались не накладывать одно на другое, то в мире техсостава и БАО (батальона аэродромного обслуживания) пьянка и служба переплелись настолько воедино, что даже сурово пьющее командование полка пришло в оцепенение и решило бросить на борьбу с этим разрушающим явлением ни больше ни меньше как свой собственный Особый отдел — этакое всеармейское мстительное «пугало», состоящее из начальника майора Кучеравлюка — истеричного алкоголика, старшего лейтенанта Пасько — дознавателя Особого отдела, пьяницы и бездельника, и старшины Шмуглякова — огромного детины-сверхсрочника, обладающего невероятной, мутной физической силой, педераста, у которого в батальоне аэродромного обслуживания был гарем из молоденьких солдат-новобранцев.

Сперва Шмугляков запугивал мальчишек тем же Особым отделом, потом насиловал их, а потом снова запугивал. Уже с применением и чтением вслух статей Уголовного кодекса. Обещал пятьдесят восьмую — «контрреволюцию» и, что самое невероятное, угрожал статьей, карающей за мужеложство!..

Наверное, немалую роль в этой алкогольной эпидемии сыграла бессмысленность того, чем ежедневно занимался полк на этом участке ужасно Крайнего Севера.

Кстати, выражение «Охранять льды Советского Союза» принадлежало лейтенанту Полякову — командиру седьмой «пешки» первой эскадрильи второго летного отряда. За что он и находился на тайной заметке у самого начальника Особого отдела товарища майора Кучеравлюка.

Этот лейтенант вообще не нравился майору. Рисовал, понимаешь… Книжки там разные, понимаешь, читал своему экипажу, интеллигент сраный! И вообще… Полужидок! В смысле — наполовину еврей, понимаешь!..

А как считал майор Кучеравлюк, начальник Особого отдела 14-го авиаполка пограничной авиации, очень даже входящей в состав войск НКВД, если в человеке есть хоть одна капля еврейской крови, то ее из него уже не вытравишь. Нет-нет, а она себя проявит!

Вот майор и ждал, когда же эта часть поляковской крови проявит себя настолько, чтобы можно было на него завести дело, доказать всю степень пока еще неизвестной вины этого лейтенантишки, разжаловать и сослать ко всем матерям. Тут, неподалеку…

Однако если отойти от верноподданнической идеи майора Кучеравлюка по очищению армии-победительницы от чуждых ей элементов и попытаться разложить гармонию Микиной невзыскательной остротки сухой алгеброй, то выражение, так возмутившее особиста, имело полное право на существование.

Итак, фронтовой пикирующий бомбардировщик «Петляков-2» с двигателями последней модификации «ВК-107 ПФ», что означало «пушечно-форсированный», для резкого увеличения скорости обладал дальностью полета всего в одну тысячу двести километров. На это уходило все топливо в баках данной модели «пешки».

По строжайшим указаниям НИП — «Наставления по производству полетов» — самолет, производящий посадку, обязан иметь в своих баках остаток горючего в пятнадцать процентов от общего количества. На случай потери ориентировки или непредвиденного увеличения времени нахождения в воздухе. Очень толковое требование! Обязательное выполнение которого сокращало дальность полета еще километров на двести…

Итого мы имеем всего лишь одну тысячу километров полета. То есть пятьсот вперед и пятьсот назад. Чтобы приземлиться на собственной ВПП — взлетно-посадочной полосе.

Так вот, каждый день Мика со своим экипажем уходил в воздух курсом на север именно на эти пятьсот километров вперед. Доходил до мыса Большевик, что на Новой. Земле справа по борту, делал разворот над Митюшихинской губой и быстренько «топал» обратно, уже курсом на юг, на свой остров.