Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Развесив свой скудный деловой гардероб, я поставила ноутбук на стол, заказала сэндвич и бокал вина и принялась отвечать на электронные письма.
За неделю до поездки мне сделали МРТ – до этого доктора почти два года гадали, что может быть причиной моих проблем со здоровьем. Медсестра позвонила и сказала, что на снимках МРТ не нашли никаких патологий, поэтому я написала своему доктору письмо, в котором спрашивала, приходить ли мне на прием на следующей неделе.
Официант постучал в дверь, услужливо положил мой сэндвич с лососем на ближайший столик и подождал, пока я подпишу счет и оставлю ему щедрые чаевые. Снова сев за компьютер, я с удивлением заметила, что доктор ответила почти сразу.
Да, на МРТ ничего не обнаружилось, писала она, добавляя: «Ваше неврологическое расстройство и результаты анализа спинномозговой жидкости позволяют предположить наличие первично-прогрессирующего рассеянного склероза».
Я откинулась на спинку стула и посмотрела в окно на темную площадь перед отелем. В тот момент я поняла, что моя жизнь меняется навсегда. Не мгновенно, но медленно и неотвратимо. Эта коварная болезнь будет постепенно разрушать миелиновую оболочку нервов, позволяющих мне ходить, писать и говорить.
Многие люди в среднем возрасте меняют свою жизнь, и я решила: сейчас или никогда.
Узнав свой диагноз, я не стала терять времени даром. Я всегда любила читать и всю жизнь мечтала написать собственную книгу. Теперь моя двигательная активность снижалась, и я вполне могла часами писать. Многие люди в среднем возрасте меняют свою жизнь, и я решила: сейчас или никогда.
К счастью, у меня была одна задумка. С 2003 года мы с мужем работали гидами-волонтерами в доме Даны – Томаса, построенном архитектором Фрэнком Ллойдом Райтом в Спрингфилде, в штате Иллинойс. Дом был закончен в 1904 году, а печально знаменитые Спрингфилдские расовые волнения, в ходе которых линчевали двух негров, случились в 1908-м. Я хотела написать роман о молодой чернокожей горничной, работающей в доме Даны – Томаса. Идея полностью захватила меня, и я начала искать информацию о волнениях. В следующие два года мне становилось все сложнее двигаться, но я все же умудрялась подниматься на второй этаж Спрингфилдской библиотеки и просматривать там микрофильмы с копиями старых газет и книг. Вскоре я уже горела желанием как можно скорее рассказать историю моей героини. Я продолжала работать на полную ставку, но все вечера и выходные проводила за компьютером и в итоге переписала книгу раза три – не меньше. К 2007 году я закончила роман и разослала его почти пятидесяти агентам и издателям, надеясь на успех. Однако ответов не получила и к концу года уже подумывала опустить руки.
Душераздирающий диагноз может принести неожиданное благо – и даже радость.
Поддержка подоспела как раз вовремя. В начале 2008 года в местной газете опубликовали большую статью о моей книге, снабдив ее комментарием по поводу столетней годовщины волнений. Последующий год стал бесконечной чередой приятных событий, которых не произошло бы, если бы я не написала и не опубликовала на собственные средства свой роман «Огонь и вода». На мою долю выпало все, о чем мечтает начинающий писатель: автограф-сессия в доме Даны – Томаса, чтения в Президентской библиотеке Авраама Линкольна, презентации в книжных клубах, встречи с читателями и приглашение на местное телевидение. Я даже увидела свою книгу на полке городской библиотеки.
Все это было очень приятно, но меркло в сравнении с дружбой, которая у меня завязалась или стала еще крепче, добрыми словами коллег, честными отзывами и рекомендациями прихожан моей церкви и поддержкой женщин из моего книжного клуба. Все родственники сообщили мне, что прочитали книгу и теперь хвастаются родством с писателем. Совершенно незнакомые люди присылали мне свои искренние отзывы и комментарии.
Хотя я никому не пожелаю рассеянного склероза, я бы не написала эту книгу, если бы тем вечером в Нью-Йорке не получила сокрушительное письмо от врача. Душераздирающий диагноз может принести неожиданное благо – и даже огромную радость. От рассеянного склероза не уйдешь, и впереди у меня тяжелые дни, но Бог не оставит меня и даст больше счастья, чем боли.
Называя что-то плохим, вы ничего не делаете, но называя хорошим – делаете очень многое.
Открывая дверь, я услышала в темноте громкий сигнал тревоги.
Звук был мне незнаком, и по дороге к его источнику я поняла, что так пищит недавно установленный детектор окиси углерода.
– Каким цветом мигает? – спросила я у своего мужа Майка.
– Красным, – ответил он.
Даже не открывая инструкцию, я поняла, что ничего хорошего ждать не приходится.
Может, это и объясняло, почему последние несколько дней мы оба не очень хорошо себя чувствовали, почему у меня так колотилось сердце и было трудно дышать.
В листовке было написано: «Если вы слышите сигнал и мигает красный свет, выведите всех на свежий воздух».
– Звони в службу спасения, – крикнула я Майку и открыла дверь, чтобы впустить свежий воздух, хотя на улице и было около ноля.
Вскоре приехали фельдшеры, которые недоверчиво посмотрели на детектор и нашу печь.
– Обычно при таких вызовах оказывается, что детектор неисправен, – сказал один из них.
Мне вдруг стало стыдно, что мы вызвали их в такой холодный вечер. Хотя я купила детектор несколько месяцев назад, мы установили его лишь накануне.
Приехавший представитель электрокомпании включил печь и проверил воздух, выходящий из нескольких вентиляционных отверстий. Когда он поднес детектор к вентиляции в спальне, я услышала частый писк.
Я поклялась больше никогда ничего не воспринимать как должное.
– Мне жаль, – сказал электрик, – но печь придется отключить и отправить в ремонт. Уровень окиси углерода в четыре раза выше нормы.
Мы в ужасе смотрели, как он выключает нашу газовую печь, которая, как нам казалось, была совершенно исправной, и приклеивает на нее красную наклейку «Непригодно к использованию».
Когда все ушли, мы осознали тяжесть ситуации. Вечер был очень холодным, и вполне вероятно, что печь работала бы дольше обычного. Эта ночь вполне могла стать для нас последней. Если всего за несколько секунд уровень окиси углерода в комнате в четыре раза превысил норму, до какого значения он поднялся бы за ночь?
Я содрогнулась при одной мысли об этом. До Рождества оставалось всего четыре дня, и мне было страшно думать, что мы могли не дожить до праздника в кругу семьи. И как только я догадалась накануне вставить батарейки в новый детектор?
Кто-то явно нас оберегал.
Я вдруг начала сильнее ценить жизнь и поклялась больше никогда ничего не воспринимать как должное. Можно было даже смириться с необходимостью провести пару ночей в холодном доме, пока мы ждали установки новой печи.