Гай шел по обочине дороги в ту сторону, где, по его соображениям, находился Астхолл-манор. Со станции он вышел часа два назад и с каждым вдохом наслаждался бодрящим свежим воздухом. Под порывами ветра срывались и кружились над его головой стайки желтеющих листьев, словно кто-то, осерчав, выдирал листы из старой книги.

Первую неделю после увольнения молодой человек занимался домашними делами, помогая матери, а выходные он провел как обычно. Однако, когда наступил второй понедельник, ему стало тошно даже думать, что придется торчать дома еще целую неделю. Братья подшучивали над ним ничуть не меньше, чем раньше, но жалостливые взгляды родителей расстраивали его больше, чем братские шуточки.

К счастью, отдавая часть жалованья матери на хозяйство, остальные деньги Гай вкладывал в банк, разве что тратил еще пару фунтов, позволяя себе иногда выпить пива. Вся прочая мелочь копилась в жестянке, и там набралось достаточно, чтобы купить билет третьего класса до Шиптона и обратно, да еще оплатить пару ночей в местной гостинице. Осознав это, бывший полицейский быстро вышел из дома, не дав себе времени передумать.

И вот теперь, шагая по дороге исключительно в компании своих мыслей, он беспокойно размышлял, таким ли уж хорошим был его поспешный план. Гай даже не знал наверняка, там ли сейчас Луиза — ее хозяева могли уехать в Лондон, или в Париж, или в любое другое место, привлекавшее «сливки общества», и она тоже могла отправиться с ними.

Салливан не испытывал также особой уверенности в том, будет ли девушка рада его видеть. Ее последнее письмо, как обычно, дружелюбное, казалось отстраненным. Со своими чувствами Гай уже определился — ему хотелось обнять ее, прижать к груди и защитить от любых бурь и потрясений. Но захочет ли она сама идти с ним даже в дождь под одним зонтом… В общем, теперь он вознамерился выяснить это.

Когда молодой человек подошел к воротам, его сердце исполнилось надежды, поскольку он увидел поднимающийся из труб дым. Должно быть, Митфорды сейчас живут дома. В кармане у Салливана лежало написанное Луизе письмо — он собирался оставить его для нее, если она где-то гуляла с детьми или была слишком занята. На подъездной аллее Гай увидел раскидистый дуб и, решив не пользоваться парадным входом, начал искать какой-нибудь черный ход или заднюю дверь, где он мог бы найти кого-то из слуг и попросить передать свое письмо.

По границам поместья тянулась каменная стена, высокая и внушительная, и вскоре там, где ограда подходила близко к особняку, Салливан заметил деревянную калитку, покрашенную под цвет камней — видимо, подумал он, здесь можно незаметно выйти из сада на дорогу. Сейчас он тоже предпочел бы уйти незаметно: его не радовала перспектива оказаться на широкой подъездной дороге, которая, несомненно, больше подходила для роскошного выезда новомодных автомобилей. Его запыленные туфли и скромный коричневый костюм выглядели далеко не новыми, и когда Гай в очередной раз подумал, не лучше ли отказаться от своей неудачной затеи и повернуть назад, он вдруг заметил впереди девушку в форменном платье и фартуке. Ее аккуратно причесанные волосы увенчивала белая наколка. Она несла пустую бельевую корзину, но приветливо помахала ему свободной рукой.

— Привет! — крикнула эта девушка. — Могу я помочь вам?

Она улыбнулась Салливану так радушно, что молодой человек приободрился. Он быстро направился к ней, определенно осознав теперь, что вышел к задней, служебной стороне дома, где выстроилась череда огромных горшков с пряными травами, чьи благовонные стебельки трепетали под ветром в своих керамических грядках. Гай уловил легкий хвойный запах розмарина, и у него запершило в горле от внезапно нахлынувших воспоминаний об одном пасхальном обеде, когда его мать подала к столу жареную ягнятину, редкое довоенное угощение, — тогда еще все ее сыновья, живые и здоровые, сидели за семейным столом.

— Добрый день, — сказал Салливан, подойдя ближе, поскольку ему не хотелось кричать, — мне хотелось узнать, не могу ли я оставить письмо для мисс Луизы Кэннон?

Ада — позже он узнал, что ее зовут именно Ада — одарила его широкой усмешкой.

— Мисс Луизы, вы сказали?

Гай замер как вкопанный, выронив сумку и держа письмо двумя руками. Он недоуменно взглянул на служанку.

— Э-э… верно. Она ведь здесь служит? Могу я передать ей письмо?

— Можете даже увидеть ее самолично, — ответила Ада, наслаждаясь его смущением. — Пойдемте со мной… судя по виду, вам необходимо выпить чашку чая. Миссис Стоби заварит чайку на кухне.

Когда Луизу позвали на кухню из бельевой — там она усердно складывала и перекладывала детские простыни и одеяла, ежедневно посвящая часть времени этому занятию, просто чтобы побыть в одиночестве, подальше от доброжелательных, но все более удручающих ее вопросов нянюшки Блор, беспокоившейся о том, что она «все одна да одна» и никак не найдет себе друга, — она обнаружила, что за чисто выскобленным сосновым столом сидит Гай Салливан. Естественно, помощница няни этого абсолютно не ожидала, и Ада, из вредности или озорства, не предупредила ее. Когда неожиданный гость встал, Кэннон резко втянула в себя воздух и вдруг осознала, что точно приросла к полу, не представляя, как ей себя вести. Миссис Стоби притворилась, что занята исключительно важным делом и, отвернувшись к плите, принялась смазывать пирог взбитым яйцом. Ада же, беззастенчиво наблюдая за Луизой и ее гостем, слегка подтолкнула девушку в спину.

— Поздоровайся с бедным парнем. Только глянь на него… Ведь он шел целую неделю, чтобы увидеться с тобой!

— Вовсе не неделю, мисс Кэннон, — возразил Гай, осознав, что пора взять ситуацию в свои руки, — я быстро приехал на поезде. Прекрасный денек для прогулки. И в любом случае, — продолжил он, заметив, что Луиза взглянула на него, и пытаясь понять, отразилась ли на ее лице радость или недовольство, — я вовсе не хотел беспокоить вас. Хотел лишь передать для вас письмо. Сообщить вам, что остановился поблизости.