Черников ждал. Человек, обходя встречных прохожих, удалялся. Черников упрямо продолжал ждать.

Под вычурной аркой сталинского стиля, обозначающей вход в парк, человек резко остановился. Он оглянулся, и их взгляды встретились.

Миллионная доля секунды, показавшаяся Черникову вечностью. Он видел глаза, в которых захлебнулся разумом.

— Догони женщину, — коротко сказал Черников Никитину, отводя взгляд от уже пустой арки.

Человек уходил от лавочки, чувствуя жжение на затылке. Он знал, что на него смотрят, и не сомневался в том, кто именно это делает. Чувство было настолько сильно, что в голове опять поплыл туман. По спине текли ручьи пота, но их не было видно из-за цвета рубашки. Он шел, лавируя между встречными, ничего не подозревающими людьми, и чувствовал на себе этот взгляд!.. Он прожигал насквозь его голову и разжижал чувство реальности. Его черная рубашка прилипла между лопатками, но человек не ощущал дискомфорта, естественного в этом случае. Его убивал этот внимательный, пронзительный взгляд.

Уже почти выйдя из парка, он не выдержал, остановился и резко повернулся. Человек не блуждал взглядом по десяткам людей. Он точно знал, куда надо смотреть, встретился с Черниковым глазами и заторопился.

Боль породила исступление.

Боль породила исступление. Человек быстро перешел улицу, стараясь не смотреть на людей, идущих мимо. Еще час назад ему было это необходимо, чтобы разжечь в себе ярость и погасить страх. Человек чувствовал, что жить ему осталось недолго. Болезнь старательно убивала в нем то, что раньше сопротивлялось безумию. Сейчас сумасшествие почти полностью вытеснило из него чувство реальности и здравого смысла. Он все меньше и меньше принадлежал к роду человеческому, не мог контролировать течение своей болезни, не понимал, что болен, лишь чувствовал на себе давление несправедливости. Человек хотел остаток дней прожить без страха и ощущения вынужденного одиночества.

Черников ждал результата разговора Никитина с перепуганной женщиной. Малыш уже не плакал. Вытянув губы трубочкой, ребенок старательно выворачивал воротник рубашки начальника убойного отдела. Ему не давал покоя блестящий золотой крестик, висящий на тонкой цепочке.

А по асфальтовой дорожке, периодически наклоняясь, шел уборщик. Он поднимал обертки от мороженого, пустые сигаретные пачки, фантики и отправлял их в стоящие у лавочек урны. Потом борец за чистоту брал из-под мышки затасканный куцый веник и сметал с лавочки опавшую листву и хвою. Настала очередь той, что стояла напротив Черникова. Уборщик обреченно поднял пару окурков и направился к урне.

Черников еще раз посмотрел на Никитина. Тот напряженно слушал женщину, которая ему что-то говорила и показывала рукой в сторону выхода из парка.

Уборщик бросил окурки в урну и стал наклоняться за чем-то еще.

Черников поднял руку, попытался привлечь к себе внимание Саши и закричал:

— Мячик! Под лавкой мячик!..

Рука уборщика зависла в сантиметре над резиновыми лохмотьями.

— Не трогать это!.. — Пугая окружающих, Черников бросился к лавочке.

Уборщик поднял лопнувшую игрушку быстрее, чем резкие крики достигли его ушей. Он машинально сжал ладонь, и на глянцевую поверхность останков мячика, поверх уже имеющихся, четко легли неповторимые, единственные в своем роде отпечатки пальцев уборщика парка.

Черников уже не торопился. Он спокойно подошел к лавочке и вынул из пачки сигарету.

— Ты глухой, что ли? — без злобы бросил опер в сторону пьяненького мужика.

— А что такое, товарищ? — спросил санитар городской природы, выдыхая неповторимый букет разведенного технического спирта, вермута и репчатого лука.

— Зачем тебе нужен был этот мячик? — недоуменно поинтересовался Никитин, прекратив разговор с женщиной.

Гнев Черникова, уже затихший было, вновь вспыхнул с новой силой.

— Если бы не этот борец с мусором, то мы бы сейчас имели пальцы того пугала!

Некоторое время Никитин смотрел на своего заместителя, потом неожиданно успокоился.

— Они не нужны, Сергей.

Наткнувшись на уверенный взгляд начальника, Черников промолчал.

Посмотрев в спину уборщика, поспешившего убраться подальше, Никитин заметил:

— Там, на лавочке, газета. Женщина сказала, что он читал ее. Наверное, это она и есть. С ума сойти, чем я сейчас занимаюсь!

— Данные мамы взял? — машинально бросил Черников, поднимая с лавки еженедельник «Из рук в руки». — Где здесь газетный киоск, Саша? Три года назад он стоял у входа в парк. Сегодня я его там не увидел.

Никитин молча наклонился и завязал шнурок на левой туфле опера шнурок.

«Данные мамы, — мысленно повторил он. — Нужно отправлять весь личный состав на отдых».

— Я знаю, где киоск. — Он щелкнул зажигалкой и махнул Черникову.

Уборщик так и остался стоять поодаль, сжимая в повлажневшей от недоумения ладони остатки маленького яркого мячика.

Если бы женщина сразу сказала, что страшный незнакомец держал в руке мячик, а Черников крикнул двумя секундами раньше… Если бы уборщик не был пьян… Если бы Никитин и Черников завладели отпечатками пальцев незнакомца…

Как много «если». Если бы произошло хотя бы одно из них, то Никитина и Черникова вскоре не разделила бы дверь.

— Газета сегодняшняя, — сказал продавец киоска. — Более того, пятьдесят экземпляров «Из рук в руки» мне привезли полтора часа назад.

— Сколько осталось?

Продавец вывалил перед собой газеты и пересчитал.

— Сорок одна.

— Значит, за полтора часа у вас приобрели девять газет. Припомните всех, кто покупал.

— Вы что, издеваетесь? — продавец вперил взор в переносицу Никитина. — Помимо «Из рук в руки», у меня покупали еще десятки газет.

— Так я напомню. — Никитин подтянул к себе журнал «Рыболов» и стал его листать. — Человек в сером плаще, ботинках на босу ногу, больной шизофренией.

Черников отклеил взгляд от куполов церкви, светящихся неподалеку, и отрешенно повернулся к начальнику. Он смотрел на него так, словно видел впервые.

— Этот покупатель был взволнован, слегка суетлив, — добавил Никитин. — Возможно, настолько, что вместо мелочи, имеющейся у него, протянул вам купюру в пятьсот рублей, после чего раздраженно ждал сдачи. То прятал руки в карманы, то складывал их на груди, то заводил за спину. Голос глухой, речь неясная.

— Черт возьми! — Продавца, казалось, раздражало каждое слово, произносимое Александром. — Не было такого.

Черников вмешался в разговор:

— Послушайте, а если так: человек лет пятидесяти, в черной рубашке, джинсах того же цвета, волосы средней длины.

— Ну, был такой, — пробормотал продавец. — Около часа назад. Крутился у киоска, потом поднял из урны какую-то газету и ушел.