— Они чокнутые, правда? — спросила Анна Келли.

— Абсолютно, — подтвердил Эммет.

— Ходят в одну школу, сидят в одном классе, а нас используют как почтальонов.

— Похоже, они здорово поругались, — сказал Эммет.

— Не знаешь из-за чего?

— Нет. Кит не говорила.

— А Клио только об этом и говорит. Кажется, Кит выронила какое-то письмо, Клио подняла его и случайно заглянула, чтобы понять, кому оно написано. И тут Кит просто потеряла голову.

— И кому оно было написано, если не секрет? — спросил Эммет.

— Какому-то парню по имени Лен, — сказала Анна, гордая тем, что может сообщить ему такую важную новость.

— Спасибо, Эммет. Ты настоящий друг.

— Нет, — ответил Эммет. — Я дурак.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что чувствую себя дураком. Я не знал, что у тебя есть парень по имени Лен. Хорошо, Анна Келли сказала.

— Какой еще Лен? — удивилась Кит.

— Тот самый, которому ты писала письмо. В которого ты влюбилась.

Кит сдвинула брови:

— Когда ты пришел к Келли, Клио была дома?

— Нет. Только Анна.

— Принеси письмо назад. Я тебе заплачу.

— Нет, Кит. Это глупо. Ты совсем рехнулась.

— Может быть. Я дам тебе шесть пенсов.

— У тебя нет шести пенсов.

— Я возьму шесть пенсов из статуэтки инфанта Пражского и положу их обратно, когда получу свои карманные деньги.

— Зачем тебе?

— Пожалуйста, Эммет. Пожалуйста.

— Нет, ты просто чокнутая. Это никуда не годится.

— Знаю. Но такая уж я уродилась. Я сделаю для тебя все. Все, что захочешь. И до конца дней буду делать.

— Серьезно? — с сомнением спросил Эммет.

— Честное слово.

— Все, что захочу? — Он все еще колебался.

— Да. Только поскорее.

— А если она вернулась?

— Тогда не считается. Просто прибежишь обратно, и все.

— Ты что, половая тряпка? — спросила Анна Келли.

— Нет, я сделал большое дело, — ответил Эммет.

— Какое дело?

— Теперь она будет передо мной в долгу по гроб жизни.

— И ты поверил? — засмеялась Анна.

— Поверил. На Кит можно положиться. — Эммет сунул письмо в карман и побежал домой.

На следующий день мать Бернард сказала ученицам, что на повторение пройденного с вознесением молитв Святому Духу — у них осталось ровно двадцать три дня. После этого начнутся очень серьезные выпускные экзамены. Поэтому до окончания экзаменов не должно быть никаких глупостей и проделок.

На перемене Клио сказала:

— Я слышала, ты передала мне письмо, а потом забрала его обратно.

— Твоя информационная служба работает как часы, — ответила Кит.

— Почему, Кит? Почему ты передумала?

— Ты не знаешь, что там было написано.

— Знаю. Анна прочитала письмо и пересказала мне. В знак примирения я принесла тебе «Ке сера, сера».

— Клио, ты лжешь. Я не верю ни одному твоему слову.

Клио покраснела:

— Неправда! Пластинка у меня в сумке!

— Ты сказала, что не видела, кому было адресовано письмо. А на самом деле видела.

— Только имя…

— Ты сказала, что я уронила письмо на пол. А на самом деле ты его выхватила.

— Черт бы побрал эту Анну!

И тут Кит впервые улыбнулась:

— Ладно, бессовестная старая врунья. Давай пластинку. А вечером пойдем гулять.

— А как же занятия? — Клио не могла поверить, что их долгая ссора подошла к концу.

— Ну и занимайся. А я пойду гулять.

— И ты мне все расскажешь?

— Ничего я тебе не расскажу, — ответила Кит.

Мартин не мог просто сказать Море Хейз: «Выходите за меня замуж». Эти слова звучали слишком театрально. Он знал, что каждая женщина заслуживает официального предложения, но боялся сделать его не так, как нужно. Боялся, что в его словах нечаянно прозвучит эхо прошлых лет.

Он надеялся, что все как-нибудь получится само собой. Мора была понимающей и нетребовательной. Она поднимала ему настроение и заставляла смеяться. Любила гулять с ним, но не выбирала маршруты вдоль озера, по которым бесконечно бродила Элен. Нет, она находила новые места — например, узкое ущелье, из которого были видны далекие горы и мерцающая полоска с краю. Иногда она брала с собой термос с кофе и кусочек торта от Фуллеров, привезенного из Дублина. Их отношения были дружескими и близкими — именно этого Мартину не хватало в браке.

Он поговорил с детьми по отдельности и сказал, что его дружба с Морой Хейз — нечто большее, чем дружба. Оба ответили, что они за.

Особенно Кит.

— Папа, можешь не объяснять нам, что она — не мама. Мы сами знаем. Мора очень славная. Она всегда нравилась мне больше, чем мать Клио.

Питер Келли каждый вечер выпивал с Мартином пинту в баре Лапчатого. Единство взглядов было полным, но данный предмет никогда не затрагивался. Оба знали: рано или поздно нужные слова будут сказаны. Всему свое время.

Пока что какие-то неоконченные дела мешали Мартину Макмагону произнести слова, которые он считал достойными и нужными. Мартина угнетало то, что со стороны он может казаться слабым, неуверенным и нерешительным. Уверенности хватало, лишь когда дело касалось работы: советы и утешения аптекаря действовали так же исправно, как и составленные им лекарства. Когда-то он был хорошим отцом: дети доверяли ему и делились своими секретами. И друг из него тоже, кажется, был неплохой.

Но не кавалер для хорошей женщины, которая заслуживала лучшего.

— Мора, я думаю, вы даром тратите со мной время.

— Я бы не сказала, что время, которое мы проводим вместе, потрачено даром, — спокойно и уверенно ответила она.

— Я не такой, как вы думаете.

— Вы такой, какой есть.

Мартин посмотрел на нее с благодарностью.

Это было вечером накануне первого экзамена. Мора очень помогла Кит, объяснив, что на выпускных экзаменах нужно всего-навсего продемонстрировать свои знания; никто не заинтересован в том, чтобы задавать тебе каверзные вопросы, ответа на которые ты не знаешь.

Это для Кит стало настоящим откровением.

— Я об этом не думала, — призналась она.

— Здесь есть система, — сказала Мора, просмотрев перечень тем прошлогодних сочинений. — Убедись сама. Вот «Мое любимое место в Ирландии», а вот — «Мое самое раннее воспоминание». Если вспомнишь, что тебе известно о Глендалохе, то сможешь осветить тему «Памятник ирландской истории». Всегда можно выбрать то, что знаешь лучше всего.