И тут посреди съемок случился двухнедельный перерыв: то ли пленки не хватило, то ли звукооператора призвали в армию. Оленька решила не возвращаться в измученный бомбежками Берлин, где ее никто не ждал, а провести неожиданный отпуск в каком-нибудь австрийском курортном городке. В туристическом агентстве ей предложили комфортабельную комнату в недавно модернизированном старинном замке в горах, расположенном над озером Фушель. И ей захотелось отдохнуть там в одиночестве, чтобы обдумать свое будущее в свете предстоящих перемен. А что перемены грядут, она не сомневалась.

В этом отеле-замке в летнее время было принято накрывать столики не в обеденном зале, а на широкой каменной террасе, нависшей над озером. Над каждым таким столиком был прикреплен изящный нарядный зонтик, создававший иллюзию праздника. Немногочисленные гости отеля проводили время парами, но были и такие, кто предпочитал отдыхать уединенно, и среди них Оленька. Как ни странно, ни пары, ни одиночки не стремились к объединению и не пересекались.

Устав постоянно находиться в центре внимания и наслаждаясь тишиной, Оленька увлеклась хождением по горным тропам, которые начинались сразу за территорией отеля. Бродя по предгорьям снежных гор, она пыталась избавиться от смятения настроений и мыслей, с которым жила последнее время.

С каждым днем ей становилось все ясней, что сегодняшней Германии скоро придет конец. А ведь до сих пор государственная поддержка кино обеспечивала ее благополучие! Впрочем, не стоило беспокоиться: кино стало такой неотъемлемой частью жизни общества, что кто-нибудь да будет заниматься выпуском фильмов. Гораздо важнее вопрос: нужна ли она будет тем людям, от которых будет зависеть кинопроизводство и ее актерская судьба в частности?

Оленька так глубоко погрузилась в размышления о своем будущем, что не заметила, как ее догнала чья-то чужая тень. Она резко обернулась и встретилась глазами с мужчиной средних лет, обычно сидевшим за соседним столиком и каждый раз при встрече смотревшим на нее так, словно он хотел заговорить с ней.

— Не пугайтесь, — сказал он поспешно. — Ведь вы Ольга Чехова? Вы мне не отвечайте, я все равно ничего не слышу. Я глухой на одно ухо и полуглухой на второе.

Ольга все-таки спросила, на каком фронте он ранен. Он не услышал, но понял:

— Не на фронте, а в «Вольфсшанце». Вы ведь знаете, где «Вольфсшанце», я вас там видел и даже помог дойти до туалета, когда вы подвернули ногу на прогулке с фюрером.

Оленька всмотрелась в лицо своего собеседника, и ей показалось, что она вроде бы вспомнила его среди охранников Гитлера.

— Меня зовут Юлиус Шауб. Я вас обожаю еще с ранних лет, когда вы только начали свою карьеру и сыграли баронессу в фильме про заколдованный замок. Я действительно служил в охране фюрера в «Вольфсшанце». А теперь оглох, и меня отчислили, слава Богу, на тот свет не отправили за то, что я знаю. Не спрашивайте, что именно, я сам вам расскажу, чтобы это знание не ушло со мной вместе.

Он указал на стоявшую неподалеку скамейку, и Оленька послушно села, у нее было ощущение, что этот человек ее загипнотизировал.

— Фюрер уже давно не выезжал из «Вольфсшанце», очень боялся бомбежек. В тот день сначала все было как обычно, ничего особенного. Приехали очередные генералы, они несколько раз в неделю приезжали — не одни и те же, но всегда генералы. И собрались в комнате для конференций. Граф фон Штауффенберг поставил рядом с собой портфель, на который никто не обратил внимания. И как только началось обсуждение, раздался взрыв и из портфеля рвануло пламенем. Кто-то упал на пол и стал кататься по ковру, пытаясь сбить огонь с одежды, были жертвы. К началу совещания я стоял в дверях, но, когда рвануло, меня отбросило взрывной волной наружу, я скатился по ступенькам вниз и потерял сознание. Очнувшись, я понял, что полностью оглох. Оказалось, что лопнула барабанная перепонка в правом ухе. И только потом я начал слышать левым ухом, но не до конца.

Я уполз в кусты, и когда стали убирать тех, кто остался в зале и видел на фюрере обгоревшую одежду, — меня еще не нашли в кустах. Я пришел в себя только к вечеру и еле-еле добрел до своего бункера. Почти все койки были пустые, но я еще ничего не понял, а сразу лег в постель и заснул мертвым сном. Утром за мной пришли и отнесли на носилках в полевой госпиталь, который устроили в одном из бункеров. Там уже лежали ребята из охраны, раненные в разной степени. Никто ничего не знал и не понимал, но постепенно поползли слухи, что совершено покушение на фюрера, уверяли даже, что он погиб. Но через несколько дней фюрер сам пришел к нам и сказал, что враги Германии пытались его убить, но у них ничего не вышло и никогда не выйдет. Он выглядел очень странно — сильно хромал, кожа на одной руке была обожжена и половина лица тоже.

Когда мне стало лучше, меня выписали из госпиталя и уволили с хорошим выходным пособием. И я приехал сюда, чтобы подлечить нервы, потому что я совсем перестал спать по ночам. Может быть, теперь, после того, как я вам все это рассказал, я начну спать. Спасибо, что вы меня выслушали.

После этих слов он встал со скамейки и, хромая, ушел по тропинке в горы, а Оленька осталась сидеть, потрясенная услышанным.

На ужин Юлиус Шауб не пришел, и больше Оленька его не видела.

С продвижением Красной армии на запад у Лёвы почти не оставалось времени на музыку — требовались его опыт и способности агента. Минск, Кишинев, Бухарест, Будапешт — просто поразительно, как ловко нацисты плели свои агентурные сети и как умело привлекали на свою сторону представителей музыкального мира и не только. И каждое успешное разоблачение вражеского заговора приносило Лёве очередное признание начальства. И при всяком удобном случае он не забывал напомнить о заслугах своей звездной сестры, ведь он хорошо знал о короткой памяти руководства Конторы.

Однажды сам Абакумов явился в квартиру Ольги на бывшем Пречистенском бульваре, где жили не только хозяйка, Лёва с Марией Гариковной, но и бывшая его жена Люба с новым мужем, дирижером. И все они стали свидетелями того, как могущественный заместитель самого Лаврентия Берии собственноручно вручил своему сотруднику большой кремлевский паек к празднику.

Выйдя провожать Виктора Семеновича, Лёва не преминул напомнить ему о добытых его сестрой Ольгой, первой красавицей Европы, сведениях о высших кругах нацистского руководства, С одной стороны, он хорошо понимал, что Абакумов был, как и его шеф, очень чувствителен к женской красоте, а с другой — что близится время, когда именно в их Конторе будет решаться Оленькина судьба.

Через десять дней по окончании съемок она вернулась в Берлин, где все выглядело еще печальней, чем до ее отъезда в Австрию. Она наговорила на кассету информацию о неудачном покушении на Гитлера и поспешила на Шлоссштрас-се, чтобы успеть до бомбежки положить конверт с кассетой в заветный почтовый ящик.

К ее ужасу дома, на стене которого столько лет висел этот ящик, она не увидела — остались только развалины. Дрожащими руками сжимая руль, Оленька подъехала к телефону-автомату, уцелевшему в центре площади Штиглиц, и набрала номер Курта — телефон слабо пискнул, словно внутри него что-то оборвалось, и замолк.