Подполковник медленно развернулся и пошёл к Костылькову. Подойдя вплотную, он почти упёрся носом ему в грудь. Поднял голову вверх и прошептал:

– Едем к тебе домой. Я же такса. Если влез в нору, то без добычи меня не вытащить.

– Подполковник, ты сдурел? Какой дом? Ты думаешь, что я в спальне ящики с водкой храню?

– Вова! – не обращая внимания на Костылькова, крикнул Суворовский своему подчинённому. – Сворачивай всё. Едем к подозреваемому домой. – Он хотел что-то ещё сказать, но резко повернулся и пошёл к воротам.

Через двадцать пять минут милицейский кортеж подъехал к дому Костылькова. Всю дорогу Костыльков думал, откуда же взялась «Альфа». Это было чудо, но в чудеса он не верил, поэтому искал выгодоприобретателя от данного спектакля. «Неужели губернатор? Одумался после утреннего разговора и решил помочь?» Костыльков хорошо знал Андрея Андреевича Привозного и сомневался в его помощи. Но ничего другого на ум не приходило. Он решил подумать об этом позже, а сейчас просто порадоваться неожиданному спасению.

Суворовский был зол, поэтому постарался сделать всё с шумом и излишним рвением.

Всей группой, включая четырёх бойцов ОМОН, они обошли нескольких соседей и пригласили понятых. Как только позвонили в квартиру, Костыльков вспомнил, как начинался сегодняшний день. Обыск вдруг отошёл на второй план, обнажив рану, которая снова начала кровоточить.

Дверь открыла Света. Первыми в дверь, оттеснив хозяйку, ввалились омоновцы. Они мгновенно рассредоточились по квартире, проверив, кто ещё есть в доме. Следом вошёл Суворовский. Он показал испуганной Светлане Костыльковой удостоверение и бумаги, санкционирующие обыск. Лишь после него в квартиру пустили самого Костылькова в сопровождении двух оперов. Замыкали группу понятые.

– Саша? – Светлана подошла к мужу и посмотрела ему в глаза.

– Иди в спальню. Я на кухню.

Светлана попыталась обнять Костылькова, но тот нервно убрал её руки и отвернулся.

– Костыльков, я с тобой. – Она снова взяла его за руки и уткнулась в грудь. – Всё будет хорошо.

– Конечно, будет. – Он снова оторвал её от себя и указал на дверь спальни.

– Что с тобой? – Она искренне не понимала.

– Поговорим, когда все уйдут, – твёрдо сказал Костыльков и проследовал на кухню.

Вместе с Суворовским они сели за кухонный стол. Оперативники начали обыск, а бойцы следили, чтобы все находились на своих местах.

Костыльков дотянулся до шкафа, взял бутылку коньяка, бокал и налил сразу половину.

– Будешь? – слегка ухмыльнувшись, спросил он.

– Александр Александрович, есть ли в доме запрещённые предметы, которые вы хотели бы выдать сразу? – Суворовский проигнорировал предложение выпить, а вместо этого достал из папки чистые листы бумаги и шариковую ручку.

– Подполковник, ты в своём уме? Ты зачем сюда притащился? – Костыльков демонстративно покрутил бокал, вдохнул ароматы коньячных спиртов и сделал небольшой глоток.

Обжигающая маслянистая жидкость медленно потекла по пищеводу и начала распространять своё тепло по всему телу. Стало чуть спокойнее, уютнее, и он, поставив бокал на стол, откинулся на спинку стула.

– Я знаю, что контрафактная водка изготавливается на заводе. Рано или поздно я найду её, и вы сядете. – Суворовский затих, и лишь движения желваков выдавали его настроение.

– Ищи, – улыбнулся Костыльков и снова пригубил коньяк. – Я дома, никуда не тороплюсь. Но если ты ничего не найдёшь, завтра в прокуратуру пойдёт жалоба, а в Москве назначат комиссию по расследованию должностного преступления.

– Послушайте, Костыльков! – Подполковник вскочил со стула и, упёршись руками в стол, навалился вперёд. – Я служил ещё в те времена, когда за такие преступления давали высшую меру. И «цеховики» были не чета вам. В меня стреляли, резали, но я всё ещё здесь, на своём месте. Меня не надо пугать. Я от этого злюсь и становлюсь невыносимым.

Суворовский высказал всё, что хотел, а потом вдруг улыбнулся, сел на место и, подражая Костылькову, откинулся на спинку стула.

– Коньяк не буду, а вот от стакана воды не откажусь, – сказал он уже совершенно другим тоном.

На Костылькова произвела впечатление короткая речь подполковника, поэтому он не сразу сообразил, что у него попросили. Через несколько секунд он опомнился и кивнул на окно, занавешенное тёмно-зелёной шторой.

– Графин с водой на подоконнике, там же и стаканы, – он махнул остатки коньяка и отвернулся, давая понять, что воду Суворовскому придётся наливать самому.

Подполковник встал, подошёл к окну и отдёрнул штору. Несколько секунд он стоял неподвижно. Затем, не притрагиваясь к графину с водой, повернулся и громко крикнул:

– Понятые!

Костыльков нехотя повернул голову в сторону окна. На подоконнике, рядом с серебряным графином и стаканами, стояла закрытая бутылка водки. Это была его водка. То есть водка, сделанная на его заводе. Сам он не пил такую, предпочитая «Абсолют», поэтому удивился, встал со стула и подошёл.

– Не трогать. – Суворовский преградил ему путь, но Костыльков увидел, что водка контрафактная, из той самой партии, которую отправляли «Негоцианту».

– Твари, – тихо произнёс Костыльков и отошёл от окна.

Он точно видел, что подкинуть эту бутылку ему не могли, да и все знали, что Суворовский такими методами не работает. Поэтому бутылку мог принести только кто-то из своих. Кто-то из самых близких.

– Света! – заорал Костыльков. – Света!

В кухню зашли понятые и оперативники. Следом прибежала Светлана. Бойцы не давали ей и Костылькову подойти друг к другу, встав между ними.

– Откуда эта бутылка здесь? Ты её принесла? – прошипел Костыльков, показывая на подоконник.

– Саша, какая бутылка? Я не знаю. Я никогда сама алкоголь не покупаю.

– Кто приходил? Он был здесь? – снова завёлся Костыльков и начал кричать.

– Саша, да кто он? Я не понимаю.

– Он – это тот, с кем ты встречалась сегодня.

Светлана смутилась, опустила голову, но через несколько секунд снова посмотрела мужу в глаза.

– Ты следишь за мной? Я не сделала ничего плохого, чтобы так со мной разговаривать. Когда это всё закончится, мы с тобой поговорим. Выяснять отношения на людях я не намерена. – Она развернулась и пошла обратно в спальню.

Костыльков со всей силы двинул кулаком по столу и сел на стул. Понятых уже отпустили, один из оперов писал протокол, а Суворовский молча ждал.

– Александр Александрович, вы задерживаетесь на сорок восемь часов. По результатам экспертизы будет принято решение о вашем аресте. У вас есть пять минут, чтобы переодеться и собрать вещи.

Костыльков поднял голову, пытаясь осознать услышанное. Мысли о Свете и Игоре не давали ему понять что-то другое.

– Вы слышите меня? – снова спросил подполковник. – Собирайтесь.

Костыльков включился. Мгновенно встал, поправил одежду, достал из внутреннего кармана пиджака перьевую ручку и, взяв белоснежную салфетку, написал номер телефона.

– Это мой адвокат. Позвоните ему. – Он протянул салфетку Суворовскому. –