смысл сказанного, в частности о том, почему эта смерть оказала такое действие. Не раз он обращается к образам Исхода, в частности, когда призывает коринфян избавиться от «закваски», когда говорит, что они были «куплены дорого» или что народ Мессии должен забыть о прежнем образе жизни, когда он жил в рабстве. Это означает, что его адресаты уже были в должной мере знакомы с историей Исхода и могли понимать логику Павла:

Это время Пасхи, а пасхальный агнец – я имею в виду Мессию – уже был заклан! И потому надо праздновать ее должным образом: без закваски прежней жизни и без закваски греховности и порока. Нам нужен пресный хлеб, который суть искренность и истина…

Или вы не знаете, что тело ваше есть храм Святого Духа, Который в вас, Которого вы имеете от Бога, так что вы себе не принадлежите? Ибо вы были куплены дорого. Прославьте же Бога в теле вашем (5:7–8; 6:19–20).

Он возвращается к теме Исхода в главе 10, в этот раз, чтобы вспомнить те многочисленные моменты, когда вышедший из Египта народ роптал, совершал дурные поступки и нес за это наказание. Он призывает коринфян так не делать, говоря: «И все это происходило с ними как прообраз, написано же было для вразумления нас, которых достиг конец веков» (10:11). Иными словами, мы – народ окончательного Исхода, а потому должны понимать, глядя на прошлые поколения, какие трудности нас ожидают. Кроме того, еврейская Пасха, разумеется, – это контекст для Вечери Господней, и эта трапеза, как и Песах, связана и с прошлым, и с будущим: «Ибо всякий раз, как вы едите этот хлеб и пьете чашу, вы смерть Господа возвещаете, пока Он не придет» (11:26). Иными словами, они утверждают, что уникальное событие смерти Мессии есть основа их идентичности и они должны вести себя соответственно.

Все это тут стоит на службе того, что мы называем «нравственными» императивами, хотя вернее было бы назвать «эсхатологическими» правилами. Теперь, когда настал «конец веков», то есть когда (другими словами) «настоящий лукавый век» был осужден и наступил «век грядущий», они должны учиться жить во втором, а не в первом. Я не хочу тут разбирать, какое конкретно поведение из этого следует, какие новые формы общественной и культурной жизни должны освоить и применять на практике христиане Коринфа. Я только лишь хотел подчеркнуть одну важную вещь: в Послании, посвященном самым разным темам и написанном к церкви, в которой, можно уверенно сказать, большинство верующих не было евреями, Исход у Павла постоянно на уме, так что он снова и снова использует его в своей аргументации. Павел ни разу прямо не говорит о цели смерти Мессии или о средствах, благодаря которым эта смерть позволила достичь этой цели. Но он постоянно помнит о том, что смысл креста можно понять только в контексте Исхода.

Это придает окраску и глубину последней великой дискуссии 1 Кор 15, где речь идет о воскресении. За всем тут стоит тема победы: «Но Богу – благодарение, дающему нам победу через Господа нашего Иисуса Мессию» (15:57). Павел предполагает, что Иисус уже правит миром: «Ибо надлежит Ему царствовать до тех пор, пока Он не положит всех врагов под ноги Свои» (15:25, Павел цитирует Пс 109:1). Говоря о грядущем воскресении верующих, Павел объясняет смысл воскресения Иисуса, который восстал из мертвых прежде всех прочих. Это была победа, «космический» триумф, который в конечном итоге упразднит смерть (разумеется, «воскресение» именно это и означает). Причем смерть могла быть побеждена – да и была в принципе побеждена, когда Иисус воскрес, – потому, что на кресте решилась проблема грехов.

Эта глава Послания говорит об окончательной победе, но ее начало, где кратко изложено самое первое благовестие, объясняет, как эта победа была достигнута: «Мессия умер за грехи наши по Писаниям». Вот почему он говорит (мы уже цитировали этот стих): «Если Мессия не воскрес, вы все еще в грехах ваших» (15:17). Коринфяне могли бы остаться «в грехах» не потому, что их обращение было несовершенным, и не потому, что их вера слаба или что их жизнь не показывает, как они изменились, – но в том случае, если бы Мессия не воскрес. Если же он воскрес, смерть была побеждена, а значит, решена и проблема греха. Эти две вещи идут вместе. Вот почему, «по Писаниям», весть о свободе от всяческих «властей» (весть Исхода) прямо связана с вестью о «прощении грехов» (вестью об окончании изгнания).

Второе послание к Коринфянам резко отличается от Первого не только по настроению, но и по литературному стилю. Это можно объяснить тем, что Павел был совершенно раздавлен событиями в Эфесе, о чем сам он пишет в первой главе. Он не рассказывает, что именно произошло, но, похоже, эти события ставили под угрозу его жизнь и также вывели из равновесия его ум и сердце. И на этом фоне он получил весть (или вести) от церкви Коринфа, которая и по тону, и по содержанию глубоко его огорчила. Там появилась соперничающая группа учителей, которые презрительно относились к самому Павлу и его служению, его стилю, его методам, а также к его страданиям. Если б он был настоящим апостолом – таким же, как мы, – ничего этого с ним не случилось бы! Конечно, об этом мы знаем только из ответа Павла, но мы видим из его слов и тона, что оппоненты считали его позором для церкви. Как можно уважать человека, который претерпевает такие неприятности?

Отвечая коринфянам, Павел объясняет, что его служение отражает весть Мессии и его крест. В Послании много неожиданных поворотов – быть может, Павел диктовал его урывками, путешествуя по северу Греции, – но вот в чем состоит его суть: Павел говорит, что настоящий апостол в своем служении показывает, как на него самого повлиял Мессия, тот Мессия, чья смерть перевернула все обычные ожидания и все представления о власти. Тут Павел как бы развертывает те мысли, которые выражены в Послании к Галатам 2:19–20. Он был сораспят с Мессией и теперь живет жизнью Распятого и Воскресшего, в его страданиях и славе. Легко сказать: «Ибо мы не себя проповедуем, но Иисуса Мессию как Господа, а себя как рабов ваших, ради Иисуса» (4:5). Каждый может так думать теоретически, но совсем другое дело мучительно переживать это на практике:

Но сокровище это мы носим в глиняных сосудах, чтобы превосходство силы принадлежало Богу, а не было от нас. Со всех сторон мы угнетаемы,