Румын присоединил к автомату магазин, поставил переводчик огня на автоматическую стрельбу, отвел затворную раму до упора и отпустил. Автомат был готов к работе.

Перебросив "Калашников" через плечо, Румын подошел к следующему ящику. Внутри лежали 9-миллиметровые малогабаритные автоматы "9А-91" с глушителями. "Идеальный вариант оружия для боя в городе, в закрытых помещениях", – мысленно одобрил качества этого оружия Румын.

Он вставил магазин, прикинул вес: не больше двух с половиной килограммов. Дальность прицельной стрельбы "девяносто первого" впечатляла: двести метров. Режим стрельбы одиночный и автоматический.

Румын прихватил с полки пару пистолетов "ГШ-18". Он был основательно нагружен, тем не менее, выбрав картонную упаковку, положил в нее несколько гранат и детонаторов разного типа.

Болотский лежал на полу ни жив ни мертв. Румын решил этот вопрос. Он приготовился к выстрелу, отчего-то переносясь мысленно в учебный класс с наглядными пособиями, плакатами. Вот на одном из них положение частей ударно-спускового механизма перед выстрелом...

Он нажал на пусковой крючок, и его фигурный выступ вышел из зацепления с боевым взводом курка, а тот нанес удар по ударнику, боек разбил капсюль патрона, ударный состав капсюля воспламенился, пламя через затравочные отверстия в дне гильзы проникло к пороховому заряду и воспламенило его...

Мгновение – и пуля проникла в голову продавца оружия.

Костя взял с полки емкость с оружейным маслом, облил им ящик с автоматами, полил деревянные полки.

Масло долго не хотело разгораться, но через секунды его было не остановить.

Костя поднялся наверх. Остановился рядом со старшим сыном цыгана и направил на него ствол "калаша". Выстрел. И еще один, который прекратил мучения младшего.

Уложив автомат в продолговатую дорожную сумку, Романов вышел из столовой, спустился во двор. Оглянулся. Из окон гостиной, кажется, показались языки пламени.

Румын набрал "01".

– Здравствуйте еще раз. Я хотел сообщить вам о пожаре на Байкальской, 8...

Костя заехал на Измайловский рынок, присмотрел на самодельном стенде, увешанном ворованными мобильниками, два надежных фирмы "Моторола". Проверил их. Оба обслуживал один и тот же оператор. Так надежнее, решил Костя. В машине, буквально не сходя с места, соорудил радиоуправляемый замыкатель. Его он изготовил из двух сотовых телефонов – передатчик и приемник – и электродетонатора. Очистив список телефонов и поставив в опциях соединение лишь с одним номером, точно такую же операцию проделал со вторым. Теперь звонки могли поступать только от одного аппарата к другому. Это и был приемник и передатчик. Только к одному крепился электродетонатор.

Половина одиннадцатого вечера. Романов обошел здание "Шерифа" вокруг и нашел только одно окно без датчиков сигнализации. Он намазал его клеем, приложил к поверхности газету и плотно, как обои, прикатал к стеклу. Выждав минуту, ударил локтем в середину стекла. Почти все осколки остались приклеенными к газете, часть осталась в пазах. Костя вынул их и провел точно такую же операцию с внутренним стеклом. Через две минуты он оказался в мастерской. Прислушался. В гараже никого. Вряд ли сторож пропустит очередную вечеринку. А веселье было в самом разгаре. Дверь в смежное помещение была заперта, но через едва приметную щель Костя увидел полуголых девиц, парней в такой же одежде; некоторых он видел сегодня в мастерской в рабочей одежде.

Костя подпер дверь металлическим стулом, поставив его к ручке и под наклоном.

За брезентовой ширмой он увидел электросварочное и газосварочное оборудование. Пахло карбидом, известью. Фонарь коснулся металлического ящика с песком, над ним высился противопожарный щит: лом, лопата, огнетушитель, конусовидное красное ведро. Он открыл ящик и убедился, что там действительно песок. В другом ящике... Романов даже побледнел и невольно сглотнул. В металлическом ящике, протянувшемся вдоль несущей стены, лежали бумажные мешки с термитом. Костя перевернул один мешок и прочел:

ТЕРМИТ. Состав: алюминий порошкообразный; оксид железа порошкообразный. Применяется в производстве ферросплавов, для термитной сварки.

Там отсутствовала другая надпись, подумал Румын: термит используют как зажигательную смесь.

Он вынул из кармана трубку фирмы "Моторола" и проверил связь в этом помещении. Она была на среднем уровне. Он опустил трубку в ящик с термитом. Делений не убавилось.

Для полной гарантии ему была нужна розетка, и он после непродолжительных поисков нашел ее за шкафом. Отодвинув его, Румын включил в розетку зарядное устройство. Поставив шкаф на место, незаметно вывел провод к ящику с термитом и, соединив его со смычкой телефон-электродетонатор, надежно замаскировал. Еще раз посветил фонариком, проверяя связь. Половина шкалы. Ровно половина.

– Он набрел на московский салон, – ответил на свои мысли Андрей Вихляев, складывая трубку телефона. – Подруга запоздала со звонком, но все же вспомнила. Сейчас торчит со своим парнем в "Летчике".

Курбатова начала утомлять эта игра. Он знал, где его заказчик, и не знал, где исполнитель его заказчика. Если устранить заказчика, то самоустранится ли исполнитель? С ума можно сойти.

И все же Гриневич играет по-крупному. Кажется, что у него есть поддержка наверху. Но эта фраза рассмешила бы Курбатова, если бы он был трезв. Он бы рассмеялся утром, вдруг припомнив, что фактически его безопасностью занимается человек, который едва не грохнул его по заказу своего шефа. Глупость? Обычно так и бывает. Волк, отделившийся от стаи, обречен на голодную смерть или смерть от пули. Он будет долго кусать бок, прошитый пулей, не понимая, не осознавая, что жалит его, что убивает. А что-то убивает его точно. Он не знает, что пуля не просто вошла в мякоть или задела кость, она раздула в едином болевом пузыре огромную, горящую огнем рану. И это – только начало. Горит все тело, очаг боли хочется выдрать зубами, но он так глубоко, он так болит, и нет сил дотянуться до него. Приходится вырывать зубами то, до чего можно дотянуться. Рвать себя зубами – это и есть смертельное ранение. Кувыркаться по снегу, по земле, по песку, бешено пытаясь найти в этом смертельном танце облегчение, – это и есть смертельное ранение. Иногда смертельное ранение – не боль, а лишь ощущение приближения к смерти, понимание того, что ты обречен, что за тобой послали свыше, ты выискиваешь в небе средство передвижения и суетишься насчет последнего слова на этой земле: кому его сказать, и надо ли? Пока соображаешь, не замечаешь, что местность вокруг другая, воздух другой, точнее, воздуха нет.

Смерть – она разная, но всегда страшная, болезненная. Смерть – это пот. Что еще? Слезы? Да, порой и слезы. Не всегда, но часто смерть связана с лицами родных, эти лица плачущие, скорбящие. Спасибо вам. И прощайте. И простите за желтые пятна на одежде, за стоны простите, за руку, которая долгие дни, недели, а может, и месяцы лежала на выключателе надежды...