всегда как кошка с собакой. Ну, на нее глаз-то и положил. Потом думаю: как же ухитриться завладеть ею. Смотрю, гулянье заканчивается, многие уходят домой. А некоторые остаются у хозяев. Стелют кто что, прямо на пол. И ложатся. Моя Лариса тоже легла… А жена домой рвется. Еле уговорил остаться. И легла она рядом с Ларисой. Думаю, очень хорошо. Раздвигаю их и ложусь посредине. Выключили свет. Моя, слышу, тут же, как лошадь, захрапела. Я, значит, к Ларисе поворачиваюсь, ласкаю ее. Приноравливаюсь. Она вроде не против, только шепчет мне: “Еще не все уснули, подожди маленько”. Ну, я и успокоился. Лежу. Жду, когда все заснут. Да и сам ненароком задремал. Проснулся, а она ко мне уже задом лежит. То ли я во сне на другой бок повернулся. Руку под платье, а она уже оголенная. Приготовилась, значит. Думаю, умница какая! Сам затаился. Не дышу. Сразу к делу приступаю. Чувствую, она положительно к моему решению относится. Чего, думаю, время тянуть. Сзаду приладился. Откуда моя мощь любовная появилась. Чужая женщина все-таки. Волосы мягкие, шелковисты. Тело упругое, нежное. Ягодички пухленькие, не как у моей макаки — два мосла. Думал, это для меня как подарок самой судьбы с неба свалился. Сладость и на душе, и по всему телу разлилась. Вцепился в нее как клещ и пыхчу, нашептывая ей дорогие моему сердцу слова: “Ласточка ты моя залетная! Утешеньице мое мимолетное!” Еще какие-то слова душевные говорил. Забыл. Только, помню, повторял: “Ларочка, Ларисочка! Слатулечка!” Тут эта… она… мне локтем ка-а-ак со всей силы мазданет в глаз. В глазу словно молния сверкнула и звезды посыпались. И змеиное шипение слышу: “Ах, ты, алкаш подзаборный! Какая я тебе Ларисочка? Вон ты о чем размечтался, харя твоя неумытая. А ну, собирайся домой!” Я, конечно, был в шоке. Это оказалась моя гюрза. Гадюка гробовая. А не Лариса».

Тут моего приятеля окликнул мужик гармонь испробовать, которую выбрал для покупки. И мы торопливо распрощались.

5.12.1998

В доме отдыха «Новый Афон»

В доме отдыха «Новый Афон», что стоит на середине горы черноморского побережья километрах в двадцати от города Сухуми в сторону Сочи, я отдыхал жарким летом 1977 года. Одним рейсом со мной из Горького прибыли еще несколько отдыхающих.

Читая потом записки святых отцов, я узнал, что Новый Афон — это святая гора. Бывший монастырь — церковь с жилыми помещениями. Правда, церковь в семидесятые годы не действовала, а бывшие монашьи кельи с чисто побеленными стенами и высокими потолками служили нам, отдыхающим, комнатами для проживания. В одну из них поместили меня, молоденького паренька из Подмосковья, любителя шахмат, и средних лет мужчину из города Бор, который с первых же минут стал называть меня земляком. Ему это, видимо, нравилось, и я его называл также — земляк. С земляком приехала его дочь Ирина, лет восемнадцати. Ее поселили в другом корпусе, женском. Она часто наведывала нас (скорее потому, что с нами был молодой человек) и рассказывала нам обо всех событиях, происходивших с ними или у них.

А «событий» у отдыхающих на юге всегда много, хотя по приезде в любую здравницу приезжающих отдыхать предупреждают, чтобы были осмотрительными и не всем доверялись. Но люди есть люди. Каждая (или каждый) думает: если что и случится, только не с ними! Ирина рассказала нам, что перед нашим приездом в Новом Афоне отдыхало несколько человек из России. Как-то из той группы глубокой ночью одну девушку завели в чащу, изнасиловали и сбросили в овраг. Говорят, она не убилась, но сильно была травмирована. Потом Ирина добавила (скорее всего, с чужих слов): «Южане — народ темпераментный, умеют постоять друг за друга; они не только у себя на родине ведут себя дерзко, но и у нас в России». На что земляк добавил: «Да, русские по сравнению с южанами люди не дружные, это точно».

И как бы в подтверждение этому вечером на танцплощадке произошла стычка между русским и абхазцами. В нашей группе был такой отдыхающий — таксист. Он, видимо, вечером, придя на танцплощадку подвыпивши, стал на публике вести себя вольно, что не понравилось местным завсегдатаям. Они собрались все вместе, отозвали его в сторону и спросили: «Кто ты такой?» — «Таксист, приехал из Горького», — ответил он. «Ты можешь за свои выходки схлопотать по физиономии». А он им в ответ: «А я могу дать сдачи». После краткого выяснения отношений один ударил его, и он действительно дал тому сдачи. Абхазцы были шокированы поведением русского смельчака и, о чем-то переговорив между собой, разошлись, словно ничего не случилось. Русских там было много, но ни один не подошел, не заступился, в том числе и мой земляк. Ирина на следующий же день высказала отцу свое возмущение по этому поводу. А он ей ответил: «Ты, дочь, не суйся в мужские дела, больше вникай в ваши, женские».

Таксист потом благодарил судьбу за то, что так легко отделался. При разговоре он пояснил, что погорячился. И с тех пор подружился со мной. Не ездил без меня ни в Сухуми, ни в Сочи, ни в Гудауту. И на танцы без меня не ходил. И вообще старался почему-то везде меня придерживаться.

Нас водили на экскурсии. Однажды на одну вершину горы к святому источнику, в который отдыхающие бросали монеты, а потом, набрав воды, умывались ею, чтобы быть счастливыми и помолодевшими. Еще водили нас в очень большую пещеру, показывали там причудливые известковые наросты (особенно внизу на стенках), так называемые сталактиты, освещаемые разноцветными огнями — огни сталактитам придавали особую сказочность. А когда там выключили свет, чтобы нам ощутить пещеру в темноте, одна женщина из города Павлово, самодеятельная поэтесса, высказала свою мысль вслух: «В такой темноте хорошо быть наедине с любимым». Нас водили посмотреть и на другие достопримечательные места. И к морю. Возле него рассказывали, что за морем (в Греции) существует такой же древний монастырь Афон и что по его принципу построили этот, добавив слово «Новый».

Но чаще всего наша группа ходила на пляж загорать. Однажды мы шли с таксистом с пляжа. По дороге зашли в кафе, выпили кофе. Затем, когда уже почти поднялись по лестнице на вымощенную булыжником площадь, увидели впереди симпатичного абхазца, среднего роста, лет 25-ти, щегольски одетого. Таксист мне шепнул: «Вот с этим щеголем я схватился на танцплощадке. Удивительно, — продолжал таксист, — когда он бывает дома. Ведь целыми днями околачивается возле женского корпуса, а вечером — на танцах.