— В таком случае возьмите на себя и разговор с Белви-сом. Вы скажете ему, что Десборо-Холл больше не нуждается в его услугах.

— Поздно, милорд. Я уже потратила все пять тысяч фунтов.

— На что, позвольте спросить? На ливреи для лошадей? На новые кормушки, украшенные слоновой костью? Да что вы — как и любая другая женшина в мире — можете знать о таких вещах?

— Я знаю о лошадях побольше, чем вы, милорд! — крикнула Фрэнсис, вскакивая на ноги. — Я умею заботиться о них! Я хочу о них заботиться в отличие от вас! Лучше уж тратить время и деньги на что-то полезное, чем на беготню за юбками в Лондоне!

— Насколько я понимаю, это очередной намек на мою любовницу?

— Как бы мне хотелось, чтобы вы не покидали ее гостеприимных объятий!

Щеки Фрэнсис пылали, грудь вздымалась, и внимание Хока очень скоро отвлеклось от предмета разговора. Она заметила, куда он смотрит, и невольно отступила. К несчастью для нее, левее стула было разложено для ремонта одно из седел. Запнувшись, Фрэнсис опрокинулась на спину, так что юбки высоко взлетели, открывая ноги.

— Фрэнсис!

Хок бросился на помощь, но, заметив, что она не пострадала, усмехнулся с самым ехидным видом:

— Как мило! Когда не помогают уговоры, мы переходим к активным действиям, не так ли, мадам? Меня еще не пытались соблазнить в запаснике… Может быть, подождем до постели с чистыми простынями?

Фрэнсис выбралась из угла, судорожно одергивая юбки. Без посторонней помощи это далось ей нелегко: сначала пришлось подняться на колени, потом — опираясь на злополучное седло — на ноги. Хок стоял поодаль, хладнокровно наблюдая за ее усилиями. Огрызаться на насмешку было бы верхом неблагоразумия. Наоборот, нужно было как-то смягчить его сердце.

— Хок… то есть Филип… прошу вас! Племенной завод значит для меня так много! Я уверена, что возвращение к былой славе — задача вполне достижимая. Если вам все это скучно, предоставьте действовать мне. Единственное, что требуется от вас, — это официальное разрешение. Я сумею окупить затраты. Ваш отец верит в меня, поверьте и вы! Умоляю вас, не продавайте ничего!

— Окупите затраты? Вы, мадам? Я бы и рад поверить, да не могу. До сих пор вы только и делали, что тратили!

— Не совсем так, милорд. Считайте эти затраты вложением капитала. Что же касается расходов на усовершенствования по дому, они назрели давным-давно…

— Вы знали о том, что я получил предложение о продаже лошадей от сестры и ее жениха, лорда Чалмерса? — вдруг спросил Хок.

— Нет, не знала. Какое имеет значение, кто предложил вам это?

Хок понятия не имел, зачем спросил об этом. Некоторое время он рассеянно потирал подбородок, погрузившись в раздумья, потом задал еще один неожиданный вопрос:

— Что именно вы знаете о лошадях, мадам?

— Многое, милорд! — воскликнула Фрэнсис, против воли просияв. — Можно сказать, я выросла среди лошадей, проводила в конюшне все свободное время. Мне кажется, у меня есть дар… врожденная способность к пониманию их болезней. Я умею подобрать нужное лекарство, могу приготовить его сама, если нужно. Я не невежда в этом вопросе, Хок.

Снова Хок, подумал он невольно. Значит ли это, что она надеется на его скорейшее исчезновение с горизонта? Или это просто попытка задобрить?

— Итак, на что же вы потратили пять тысяч фунтов?

— На то, чтобы нанять еще трех опытных тренеров, на

Новое снаряжение вместо устаревшего, на ограду для 236 выгонов, на жалованье Белвису…

— Достаточно! — прервал Хок неожиданно и снял со стены одно из новых седел, на время погрузившись в его созерцание. — А знаете ли вы, мадам, почему женщина не может принимать участие в охоте?

Вопрос застал Фрэнсис врасплох. Она решила, что сейчас последует одна из нелепых мужских сентенций в отношении женского пола.

— Потому, что женское седло не дает возможности контролировать лошадь давлением ног. Во время скачки женщина отдает все свое внимание тому, чтобы удерживать равновесие, а лошадь при этом бывает предоставлена самой себе. Это опасно.

— Я охотилась всю свою жизнь, милорд. Мой отец согласился бы с вами насчет женского седла. Он тоже считал его опасным и не позволял мне им пользоваться.

Хок посмотрел на Фрэнсис и улыбнулся краешками губ — совсем чуть-чуть.

— Как ни странно, я нисколько не удивлен. То есть я не удивлен потому, что успел многое узнать о вас, мадам.

— Как вы намерены поступить, Хок?

Тот подумал, что наконец-то достиг полного контроля над ситуацией. Но чувствовал ли он торжество? Неожиданно ему не понравился умоляющий тон жены, и только врожденное упрямство заставило продолжать.

— Беатриса, моя сестра, — великолепная наездница… во всяком случае, так было в прежние дни. Она перестала пользоваться женским седлом сразу после того, как лошадь сбросила ее на охоте. Именно Беатриса указала мне на то, что женское седло опасно для всадницы. В то время мне было не

Более десяти лет.

— Хок…

— Когда Беатриса начала ездить на лошади по-мужски, отец устроил скандал. Старшее поколение, мадам, — что с ним поделаешь? Если бы не Невил, который убедил старого интригана…

— Хок!..

Желаете вернуться к текущим делам? Что ж, отлично. В таком случае отправляйтесь к Белвису и немедленно известите его о моем решении. Его услуги более не потребуются.

— Ах вот как! — крикнула Фрэнсис, тотчас теряя всю свою новообретенную кротость. — Негодяй! Ничтожный, жалкий… ублюдок, недостойный имени Хоксбери!

Она схватила седло, за которым так и стояла в углу, и швырнула его в Хока. Старинное, слишком тяжелое, оно приземлилось у его ног. Хок не двинулся с места, только пожал плечами и улыбнулся с оттенком презрения.

— Какое счастье, что женщины не имеют права служить в армии! Если бы вы находились в составе орудийной прислуги, мадам, противник после каждого выстрела откупоривал бы шампанское в вашу честь.

Вне себя от ярости, Фрэнсис забегала взглядом по сторонам в поисках еще какого-нибудь метательного снаряда.

— Мадам, вы своими руками разрушили крепостную стену, за которой прятались, — заметил Хок, указывая на седло. — Я бы мог без труда разрушить ее и сам, но вы любезно избавили меня от хлопот.

Фрэнсис заметила, как потемнели глаза мужа, и заметалась в углу, когда он двинулся к ней. Хок знал, что она попробует, как обычно, нырнуть ему под руку, и легко пресек этот маневр.

— А теперь ответь мне, жена, — сказал он, привлекая Фрэнсис к себе за локоть, — на что я могу рассчитывать, если оставлю в покое и Белвиса, и весь твой драгоценный проект?

В следующее мгновение он прижался губами к ее раскрытому рту, заглушив возглас возмущения. Поцелуй — первый поцелуй за всю их совместную жизнь явился для Хока откровением. У нее были нежные горячие губы, а частое гневное дыхание, вырывающееся между ними, оказалось удивительно сладостным. Фрэнсис билась в его руках, стараясь освободиться, ему же хотелось, чтобы поцелуй длился и длился. Он постарался вложить в него нежность, которую чувствовал и в которой не решился бы признаться, и опыт, которому успел набраться с другими женщинами. Когда кончик его языка скользнул вдоль нижней губы Фрэнсис, она оцепенела, но стоило проникнуть ей в рот, как зубы сомкнулись со стуком, так что Хок едва успел отдернуть язык.