Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы поняли, — Чесменов предложил Софье руку. — Думаю, это будет даже любопытно… совсем как в молодости. Помнишь, Софьюшка, когда мы жили вдвоем? Скромно так…
— И печка будет? — уточнила Софья Никитична, глянув на князя прехитро.
— Боюсь, дома оборудованы электроплитами.
— Справлюсь… ты прав, дорогой. Тогда мы были счастливы… не богаты, но все же счастливы, — получилось как-то даже чересчур… возвышенно.
— Именно… так что не волнуйтесь, дорогая… Виктория, — имя у девицы было обозначено на бэйдже. — Мы постараемся соответствовать окружению.
Офис покидали под руку. И Софья Никитична не могла отделаться от мысли, что за ними наблюдают. И уже в машине князя она поинтересовалась:
— И чего ради это представление было?
А князь не стал запираться. Лишь поинтересовался:
— Позволите угостить вас кофе?
Отчего бы и нет. Заняться было все одно нечем. И беседа продолжилась в маленькой очаровательной кофейне, которую просто так и не найти бы. Но Чесменов, судя по всему, в ней был постоянным гостем.
— Видите ли… вы давече обмолвились об этой благотворительной деятельности, — князь заказал и кофе, черный, густой. А к нему — восточные сладости, совсем не сладкие, но удивительно соответствующие кофе. — И мне стало любопытно, отчего же нигде-то в документах о ней ни слова. Я, признаться, решил, что вы ошиблись. Прошу простить…
Софья Никитична простила.
Ей не сложно.
— У меня сложилось впечатление о Свириденко, как о человеке, который… скажем так, блюдет выгоду. Свою.
— А благотворительность не выгодна?
— Отнюдь. Скорее уж такая… тихая вот. Он мог бы получить налоговые преференции. Частичные возвраты потраченных денег от Империи. Или хотя бы репутацию. Многие и занимаются благотворительностью, скажем так, на люди. И потому это стремление остаться в тени… оно противоречит портрету личности.
— И только?
— Не только. Как удалось узнать, Свириденко занимается благотворительностью давно… лет пятнадцать точно, а может и больше. Начинал с помощи бездомным. Детские дома… приюты. Но в императорскую программу вписался года два как. Большей частью он специализируется на переселении людей в свои земли. Беженцы. Иностранные и наши, пострадавшие от наводнений, землетрясений, пожаров и иных катаклизмов…
Князь пил кофе медленно, смакуя каждый глоток.
— Он держит весьма внушительный штат, который занимается этими вот переселениями… транспорт и не только. И все-то люди переселяются в Осляпкино.
Софья Никитична чуть нахмурилась.
— Все?
— Именно. Все… и вот по моим прикидкам это Осляпкино давно должно было бы стать городом. А оно по-прежнему деревня. То есть, поселок городского типа.
— И вы решили посмотреть?
— Скажем так… у меня возникли некоторые… сомнения… — Чесменов чуть поморщился. — Право слово, неудобно было вас во все это вовлекать, но… иногда на меня находит.
— Я только рада. Дома как-то… одиноко.
— Понимаю.
И показалось, и вправду понимает эту вот гулкую пугающую пустоту особняка, которую ничем-то не заполнить.
— Так, — Софья Никитична прищурилась. — И когда мы выезжаем?
— Помилуйте, я не могу…
— Вы не можете вот так бросить женщину, которой пообещали приключение!
— Софья Никитична! Это может быть опасно.
— Но вы-то не боитесь.
— Я, между прочим, маг и не из худших. Кстати, уровень дара наш тоже замерили, если вы заметили…
— И?
— О, артефакт простенький, так что у них отразился мой полноценный пятый и ваш — шестой… не знаю, зачем им маги. Но после измерения нам и пошли навстречу.
Софья Никитична чуть прищурилась.
— Нет, — покачал головой Чесменов. — Я не могу ставить вас под удар. Довольно того, что…
— Кстати, а если они проверят? Документы? — Софья Никитична имела немалый опыт общения, что с супругом, что с сыном, которые оба отличались изрядным упрямством.
— О, тогда убедятся, что некий Яков Павлович Орешков, мещанин, уже сорок лет состоит в браке с Софьей Никитичной, мещанкой, и за эти сорок лет сумел нажить несколько квартир, которые сдает в аренду, коммерческие помещения разной величины и так, по малости. Бизнес небольшой, но весьма прибыльный, он недавно продал, обзаведшись внушительною суммой на счетах. И что родственников у него нет, как и близких друзей.
— То есть все это… — Софья Никитична подняла ожерелье.
— Если все именно так, как мне представляется, то они не устоят… определенно, не устоят.
— А князь Чесменов в это время…
— Угодил в больницу, — спокойно отозвался Яков Павлович. — Сердце не выдержало тягот имперской службы. Князь лежит в реанимационном отделении императорского госпиталя. Прогнозов врачи не дают. Проверками же занимаются его люди… пребывающие в весьма непростом положении.
— Чудесно, — Софья Никитична взяла кусочек медовой пахлавы с орехами. — Печально будет, если такой хороший план расстроится.
— Почему? — удивился князь.
— Не знаю… я одна, мне скучно… и печально… и сердце тревожится. Вдруг да проболтаюсь. Женщин, Яков Павлович, очень опасно оставлять без присмотра.
Она чуть сощурилась.
— Кстати, уровень у меня второй.
— В документах…
— Поездка в Предвечный лес сказалась… молоко у них там особое, — она с удовольствием откусила кусочек. — Но заявлять я не стала. Да и кому это ныне интересно-то.
— Молоко, значит…
Чесменов задумался ненадолго, чтобы поинтересоваться:
— Вы меня, никак, шантажировать изволите?
— Увы, приходится. Взяток, говорят, вы не берете.
— Ваш сын будет недоволен.
— Если узнает. А он не узнает. Скажу ему, что хочу навестить подругу, — отмахнулась Софья Никитична. — Что вы на меня так смотрите? Открою вам страшную тайну. Все родители рано или поздно начинают врать своим детям. Думаю, Пашенька переживет.
— Пашенька, может, и переживет… скажите, Софья Никитична…
— Софья. Или как вы там говорили… мы же супруги. Сорок лет как…
Князь поглядел с насмешкой, но голову склонил.
— Только Якусенькой не называйте, — попросил он и уточнил. — Матушка у меня была слишком заботливая. С тех пор немного… нервничаю.
— Хорошо.
— Так вот, Софьюшка… вы когда-нибудь на электричках катались?
Нет.
И сейчас, глядя в окно, вдыхая странно-дымный свежий воздух, Софья Никитична подумала, что она, кажется, многое в жизни упустила.
Включая электрички.
Глава 28
Где ведутся разговоры на лавочке
Глава 28 Где ведутся разговоры на лавочке
Три девицы под окном…
Многообещающее начало.
Маруся крутила в