Есть! Есть герметизация! Стрелка еще раз дрогнула, медленно пошла вверх. Ноль одна… Ноль две… Восемьдесят секунд…

Рывок — люк отлип от проема, ударил в грудь. Пьетро плюхнулся на задницу, поднялся, неловко — кираса «Кречета» слабо приспособлена для подобных упражнений — просунулся в проем, стукнувшись голенью о чертову колонну. Сергей лежал ничком, из уха вязко тянулась кровь. Баллоны аварийной системы травили последние капли воздуха, индикатор давления сменил цвет с оранжевого на желтый. В скафандре не повернуться. Пьетро дернул ручку замка кирасы, ледяной воздух шлюза обжег носоглотку. Секунд десять ушло на то, чтобы выбраться наружу — «Кречет» сломанной куклой лег у наружного люка. Холодно. Минус тридцать? Короткие волосы командира вмерзли в пену. Дергать? Снесет заплатку, и тогда точно конец. Пьетро рванул липучку, достал из нагрудного кармана швейцарский складник. Хвала соседям-оружейникам — ножницы не затупились. Под слегка отросшим русым ежиком кожа набухала лиловым — сосуды? Плевать, говорили, что после такого вся физиономия превращается в сплошной синяк. Есть. Тащить обмякшее тело было неудобно — проклятая колонна перегородила люк на треть.

Медкомплект. Симпатичный белый лисенок обнимает красный крест — нарисовано кем-то из первых экипажей. Замок — к черту. Внутри ящик светился, мягко, почти незаметно под яркими лампами. Только легкая зеленоватая нота. Инструкция в картинках — инфаркт… переломы… ожог… вот, декомпрессия. Препарат девять — в вену. Пакет с жидкостью — в давилку. Три оборота ключа, завести пружину — все просто, надежно… и поздно. Не думать! Обогрев… химпакет туда же, нужно тепло. Жгут, вспороть трубки костюма, игла в предплечье. Вены, как канаты — не промахнешься. Из носа кровь — обеспечить дыхание. Маска. Дыши, comandante, дыши. Шприцы. Короткий, с двумя кольцами — колем в пакет, туда же — длинный, с широкой полосой. Маленький тюбик — в бедро.

Теперь датчики. Распороть костюм окончательно, «лепешку» на грудь. На палец — трубку окси… как его там… Не важно. Манжету тонометра на руку. Провода — в гнезда. Ну?!

Так… Ничего хорошего, но пульс, по крайней мере, есть. Связь.

Наушники орали на три голоса. Один — Настин — звучал размеренно, даже монотонно.

— Монбланы, здесь Вега-один. Доложите обстановку. Монбланы, здесь Вега-один. Доложите обстановку. — Будто и не человек, а магнитофон болтался сейчас над ними и по своей магнитофонной сущности ни волноваться, ни нервничать не мог.

— Вега-один, здесь Монблан-два. У нас разгерметизация шлюза, возможно — нарушение структуры станции. Установлена заплатка, утечка ликвидирована. У Монблана-один декомпрессия. Около полутора минут в вакууме. Прошу медиков на связь.

— Монблан-два, понятно. Ухожу с канала, говорите с Землей.

Что происходило с Анастасией там, в сотне километров над головой, Пьетро не знал — все тридцать часов «Вега» демонстративно говорила только с Третьяковым, а когда на связи был он — ограничивалась минимально необходимым набором реплик.

А вот врача из Звездного, здоровенного лысого дядьку с пальцами-сардельками — подковы гнуть, — Пьетро знал хорошо, еще по тренировкам. Описал состояние Сергея, перебросил на пульт телеметрию с датчиков. На Земле спорили недолго. Последовавший вопрос был совершенно не медицинским:

— Как он?

— Плохо, Виталий Александрович. Без сознания, — акцент из-за волнения пер напролом, — мной приняты меры согласно…

— Я понял — вижу через камеру. Ты все правильно сделал, Пьетро, ты молодец. Телеметрию читаю, читаю телеметрию. Можешь закрепить пятую камеру над лицом?

— Конечно, — пятая болталась на гибком подвесе, перенаправить ее было секундным делом, — так видно?

— Угум. Так. Гематомы… ну, это ладно… Это ничего… Саша, дай телеметрию из шлюза! Да, температура. Та-ак… Минус двадцать пять… повышается… Ч-черт. Холодно. А было еще холоднее. После такого шока… Пьетро, сколько времени Сергей находился в шлюзе после того, как ты дал воздух?

— Около трех минут. Примерно сорок секунд, пока не открывался люк, давлением прижало, прижало давлением. Потом надо было отстричь волосы — попали в герметик на заплатке. И колонна мешала, поперек прохода лежит. Три минуты, точно.

— Ясно. Как бы отек легких не развился. Сейчас сделай вот что…

Пьетро не дослушал. Командир дернулся, левая рука неуверенно поднялась, поскребла по маске. С надсадным кашлем, с розовой пеной Третьяков вытащил трубку, что-то прохрипел. Чертова гарнитура опять не доставала, сбросить к черту, Земля подождет. Пьетро поддержал голову командира, сдернул, кое-как, одной рукой, свернул спальник. Подложил под затылок.

— Похоже… вилы… дышать… не могу… — говорил командир с трудом, в глаза смотреть было просто страшно — лопнувшие сосуды окрасили белки ярко-алым, распухшие веки оставляли лишь узкую щелку, и от этого было еще страшнее. — Отлетался… сокол ясный… Похоже, легкие в задницу… Такая вот, понимаешь, анатомия… Все… Слушай Настю. — Сергей опять закашлялся, хрипя, и откинулся обратно. — Все-таки успел. Слава богу, успел.

Больше он не говорил. Дышал все тяжелее и тяжелее. Пьетро наконец-то нарастил длину шнура гарнитуры, устроился рядом с командиром. Виталий Александрович уже не шутил и даже не сердился на бестолкового горе-айболита. Только отдавал короткие указания. Итальянец колол — в вену, в бедро, «стоя, лежа и с колена», вводил в трахею новые трубки, забивавшиеся розовой жижей за считаные минуты, менял пакеты в давилке. Через восемь часов все это потеряло смысл. Пьетро стоял на коленях рядом с телом.

Настя с орбиты по-прежнему молчала, Земля успокаивала. Его действия одобряли и русские, и суетящиеся в Звездном европейцы. Надетый в первую очередь скафандр, и экстренная подача воздуха, и применение аварийного медкомплекта — все, что он сделал, вызывало у Земли восхищение и только восхищение. Вот только ласковые голоса были далеко, а теперь уже полковник Сергей Третьяков — здесь, на полу, в разрезанном сикось-накось охлаждающем костюме, с фиолетовым пятнами на коже. Мертвый. А он был — живой. Это само по себе было невыносимо. Но то, что он сделал за двое суток до этого, — было невыносимее стократ. Как с этим жить дальше — он не представлял. Но вот что сделать сейчас, именно сейчас, было понятно.

Пьетро прошел в шлюз. Окончательно опорожнил баллон с герметикой на заплатку, еще раз припечатав пену сорванной с потолка панелькой. Затем вернулся. Подошел к контрольной консоли. Пробежался по показателям. Снял со стены над опустевшим гамаком сверкнувший эмалью значок. Достал из сетки рядом красный цилиндрик той самой ракеты. Положил в карман. Вроде бы все. Подошел к телу.

Снова встал на колени.

Вздохнул.

И начал говорить:

— Pater Noster,

Qui es in caelis…

10:20 мск

Ярославская область

Дер. Кисловка

Сельский клуб