Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он снял ботинки и, отшвырнув их в сторону, побежал по коридору в носках, сделал крутой поворот вместе с коридором и вдруг оказался в большой открытой комнате, слабо освещенной лунным светом.
Быстро переместившись к центру, Пендергаст распластался за потрескавшейся бетонной колонной, из-за которой мог стрелять практически в любых направлениях. Он замер, вдыхая пахнущий плесенью, кислый воздух. У него было несколько мгновений, чтобы осмотреться. Если Озмиан появится здесь из той же арки, что и он, то у него будет отличная позиция и он не промахнется. Однако Озмиан вряд ли станет так рисковать. Этот человек сменил тактику преследования на тактику выслеживания.
Света, проникавшего через разбитое окно, хватало Пендергасту, чтобы разглядеть общие очертания комнаты. Это была столовая, на покоробленном линолеуме стояли столы в окружении беспорядочно разбросанных стульев. Некоторые столы были еще накрыты, словно в ожидании, когда за них усядутся мертвецы. На полу валялись дешевые тарелки, пластиковые стаканчики и блюда. Разбитые окна впускали внутрь не только лучи бледного света, но и вьющиеся растения, которые пробирались сюда и, цепляясь за стену, ползли наверх. В воздухе стоял запах крысиной мочи, влажного бетона и плесени.
Продолжая разглядывать помещение в тусклом свете луны, Пендергаст увидел, что многочисленные слои краски, некогда покрывавшей потолок и стены, растрескались и отслоились и сыплются на пол, как конфетти. Кусочки краски смешались с пылью, обломками и мусором и образовали толстый слой, на котором идеально сохранялись любые следы. Это было похоже на снег: никто не может пройти по нему, не оставив следов, а способов замести или как-то скрыть их не существует. Осматривая пол, Пендергаст заметил повсюду множество следов, оставленных городскими археологами и так называемыми «ползунами», любителями обследовать опасные заброшенные здания.
Он принял мгновенное решение: занять господствующую высоту, поднявшись по лестнице. Озмиан, несомненно, предвидел это – у него в запасе еще много разных ловушек. Но сейчас прежде всего нужно было получить физическое преимущество, а это означало подниматься вверх. Придется двигаться быстро, стараясь увеличить расстояние между ним и преследователем. И тогда в какой-то момент Пендергаст сможет развернуть ситуацию, сделать круг и, если повезет, выйти на противника сзади, самому стать преследователем.
Все эти мысли промелькнули в его голове менее чем за десять секунд.
В подобных строениях должно быть множество лестниц – как в середине здания, так и в боковых крыльях. Пендергаст выскользнул из-за колонны, пересек столовую и, убедившись, что коридор пуст, направился по нему в восточную часть больницы. Он бежал по темному коридору и слышал, как похрустывает у него под ногами отшелушившаяся краска. В конце коридора, за двойной дверью, одна половинка которой оторвалась и стояла у стены, обнаружилась лестница, как и рассчитывал Пендергаст. Он почти надеялся услышать шаги своего преследователя, но даже его острый слух ничего не различал. Тем не менее не приходилось сомневаться, что по его следам идут, и не кто-нибудь, а опытный охотник, поэтому он схватился за металлические перила и побежал через ступеньку наверх, в дурно пахнущую, холодную, непроницаемую темноту.
Озмиан ждал в темноте у основания лестницы, прислушиваясь к удаляющимся шагам своей добычи, считая каждый шаг. По-видимому, Пендергаст бежал через ступеньку, потому что между звуком шагов задержка была больше обычной; он явно направлялся к «высокому месту» – мудрое, хотя и предсказуемое решение.
Когда Озмиан спустя много лет снова вошел в здание 93, он испытал удивительно сильную эмоциональную реакцию. Конечно, память о тех временах притупилась и почти исчезла, но, когда он увидел старую столовую, почувствовал ее прежний запах, сохранившийся под многими другими, это разбудило в нем неожиданный поток воспоминаний из того жуткого периода в его жизни. Поток был такой мощный (садисты-санитары, буйнопомешанные коллеги-пациенты, лгущие, улыбающиеся психиатры), что он остановился – прошлое самым жутким образом вторглось в настоящее. Но только на мгновение. Неимоверным усилием воли он прогнал свои воспоминания назад в бункер памяти и снова сосредоточился на преследовании. Этот опыт принес ему неожиданное прозрение. Он понял, что выбрал это место для своеобразного очищения, как способ раз и навсегда изгнать призраков того периода его жизни.
Продолжая прислушиваться и считать удаляющиеся шаги, Озмиан привел в порядок свои мысли. Пока что он был слегка разочарован самой охотой и отсутствием должной сообразительности у добычи. С другой стороны, та ловкость, с какой Пендергаст спрыгнул с дерева практически в тот момент, когда Озмиан выстрелил, произвела довольно сильное впечатление, хотя и неприятно было обнаружить его в таком предсказуемом месте.
Озмиан чувствовал, что у этого человека есть еще неиспользованные ресурсы, и эта мысль его возбуждала. Несомненно, Пендергаст был достаточно хорош, чтобы обеспечить ему приличную, может быть, даже эпическую охоту, которая оправдает его затраты и усилия.
Шаги, и без того тихие, смолкли окончательно – добыча вышла на этаж. Озмиан не знал, на какой именно, пока не сосчитал ступеньки между первым и вторым этажами и не сделал быстрый подсчет в уме.
Он тоже начал подниматься, проворно и бесшумно, но не слишком быстро. Добравшись до второго этажа, он сумел подсчитать, что его добыча, прыгая через ступеньку, покинула лестницу на девятом этаже. Верхний этаж был бы очевиднее, но девятый разумнее, поскольку давал его добыче дополнительные пути к отступлению. Озмиан продолжал подниматься, понимая, что никогда еще так остро, как сейчас, не ощущал нервный трепет погони. Это было какое-то атавистическое наслаждение, которое может оценить только охотник, нечто встроенное в геном человека: любовь к выслеживанию, преследованию и убийству.
К убийству. Озмиан почувствовал дрожь предвкушения. Он вспомнил свою первую охоту на крупную дичь. Это был лев, большой самец с черной гривой, которого он ранил неточным выстрелом. Лев убежал, и, поскольку Озмиан ранил зверя, на него была возложена обязанность найти и убить подранка. Они последовали за львом в слоновую траву, его оруженосец нервничал все сильнее, в любую секунду ожидая прыжка. Но лев не атаковал, и следы вывели их в еще более неблагоприятную местность, поросшую густым кустарником. Оруженосец отказался идти дальше, и тогда Озмиан сам взял ружье и отправился в густые мопановые заросли. Близость зверя вызвала у него безошибочно узнаваемую дрожь, и он опустился на колени, держа ружье наготове. Лев прыгнул на него, как скорый поезд, и Озмиан успел сделать всего один выстрел – пуля попала льву в левый глаз и вырвала затылочную кость в тот самый момент, когда лев приземлился на него всеми своими пятьюстами пятьюдесятью фунтами мышц. Озмиан помнил это ощущение экстаза от убийства, хотя и лежал распластанный, со сломанной рукой: от льва несло горячей вонью, в его шкуре гнездились жуки и мухи, его кровь заливала тело Озмиана.
Но это ощущение возвращалось к нему все реже и реже, пока он не начал охотиться на людей. И оставалось только надеяться, что убийство его нынешней добычи не будет слишком легким.