будни. Мы как и прежде терроризировали немецкую дальнобойную артиллерию, вылетали на отражение налётов авиации на город. Эх, хороша 37-ми мм. авиапушка по вражеским бомбардировщикам, просто загляденье. Нашу работу оценило командование Ленинградского фронта и от имени командующего фронтом генерал-лейтенанта артиллерии Говорова и члена военного совета фронта Жданова нашей эскадрильи была вынесена благодарность.

Увы, но командование не воспользовалось временной потерей управления у противника в связи с гибелью Манштейна. Просто сил не хватило. Попытка форсировать Неву в районе Шлиссельбурга не удалась и привела лишь к большим потерям. Кстати, за Манштейна меня и лейтенанта Силаева наградили орденами Красного Знамени.

В середине сентября вместе с Кузьмичём выбрали время и заехали к моим. Евдокия Александровна попросила, по возможности, посмотреть печку перед зимними холодами. Ну а кто, как не старшина Федянин мог сделать это лучше? Вот я и переадресовал просьбу своему технику и другу. Ну а тот и рад повидаться со своей любимицей Катюшкой, для которой у него всегда приготовлен петушок на палочке.

С печкой разобрались быстро, да и делов там было не много, лишь дымоход прочистили, да кое где промазали снаружи глиной. При этом было такое ощущение, что глины на лице у Катюшки как бы не больше, чем на печке. Очень уж она нам хорошо помогала. А потом ещё и с мамой порядок наводила. Ну а потом тётя Дуся решила нас угостить. С торжественным видом она водрузила на стол жестяную банку с американским растворимым кофе.

— Вот, ребята, угощайтесь, — она лучезарно улыбалась. Кстати, заметил, что Кузьмич нет-нет, да и посматривает в её сторону, — Ты, Илья, говорил, что кофе любишь, вот я и купила у спекулянтов на базаре баночку. И откуда только что берут, бесово семя, — она вздохнула. Да, я тоже слышал уже там, в будущем, как в годы блокады кое-кто даже из известных людей, приезжавших в город, выменивал буквально за кусок хлеба у местных жителей золото, картины, антиквариат. Да и спекулянтов тоже хватало, которые наживались на людском бедствии. И ведь имели же они доступ к запасам продуктов.

— Ну-ка! — Кузьмич взял в руки жестянку, — Командир, а баночка-то знакомая. Вот, глянь, — он протянул банку мне. Сверху на крышке были явно видны плохо затёртые потёки красной краски.

— Тааак! — я начал закипать, — Евдокия Александровна, а вы помните, у кого вы её купили?

— Конечно помню. Там женщина была приметная такая. У неё ещё родинка большая над левой бровью. Я ей деньги предлагала, а она увидала мои серёжки золотые и предложила на них поменяться. Ну я и вот…, — тётя Дуся замялась, — А так, люди говорят, у неё и продукты любые выменять можно на золото. И не боится ведь, спекулянтша, — последнее слово она почти выплюнула, — А серёжки после войны я новые куплю. Ещё лучше прежних.

Мы переглянулись с Кузьмичём и одновременно произнесли; — Кучумов, сука!

Быстро попрощавшись с ничего не понимающими хозяйками и прихватив с собой банку кофе в качестве вещественного доказательства, мы рванули на аэродром, благо полуторка, на которой мы приехали, была при нас. Надо побыстрее добраться до Данилина. Пусть он через особый отдел займётся этой сволочью-интендантом.

По иронии судьбы первым, кто встретился мне у штаба авиаполка был ни кто иной как интендант 3-го ранга Кучумов. Он с довольной улыбкой на лице направился в сторону расположенных неподалёку складов.

— Кучумов! Стой! — окрикнул я его.

— Что хотели, товарищ гвардии майор? — он всё с той же улыбочкой на лице обернулся ко мне.

— Что это? — я протянул ему банку с кофе.

— Кофе, товарищ майор, — с недоумением глядя на меня ответил интендант.

— Я вижу что кофе. Почему этим самым кофе твоя жена на рынке торгует, обменивая его на золото? Как это кофе вообще у тебя оказалось? Ты же должен был все продукты отправить в детские дома и больницы!

— Тихо, тихо! — глазки у Кучумова забегали, — Ладно, майор, я всё понял. Надо было с тобой сразу договариваться, но и сейчас не поздно. Давай так; треть тебе. Это много, поверь. А теми продуктами всё равно всех не накормишь.

— Ты чего мелешь!? — начал закипать я, — Какая треть!?

— Да не ори ты так, майор, услышат, — прошипел Кучумов, — Хорошо, тебе половина. И учти, если попытаешься меня сдать, я скажу, что ты специально продукты в город привёз, чтобы здесь их выгодно продать. Так что следом за мной пойдёшь.

— Ну ты и мразь! — я со всей силы впечатал кулак в лощёную рожу интенданта. Кучумова отбросило на стену стоящей рядом сараюшки, по которой он сполз на землю. Нос у него был качественно свёрнут на бок. Я подскочил к нему и, подняв за грудки, начал методично как из боксёрской груши выбивать пыль кулаками из его рыхлой тушки.

— Ах ты, гад! А ну, отпусти! — сильный удар сзади по спине едва не выбил из меня сознание. Я резко обернулся и увидел стоящую со здоровенным дрыном в руках жену Кучумова. Ту самую спекулянтшу. Она вновь замахнулась, но я был быстрее. Уже не отдавая себе отчёта я перехватил дрын и с силой дёрнул его на себя. Кучумовская жена, не выпуская своё оружие из рук, сделала шаг вперёд, но споткнулась и с силой приложившись головой о камни замерла. Тут на меня налетели толпой, скрутили и оттащили в сторону. Что потом происходило на месте драки я уже не видел.

В себя я пришёл в тесном помещении с маленьким зарешеченным окном под самым потолком, похожем на камеру. Хотя почему похожем? Камера и есть. Твою ж…! Вот какого ляда я полез выяснять отношения с этой мразью? Надо было идти прямиком к Данилину и пусть дальше уже он занимался этим делом. Ну да будем надеяться, что во всём разберутся те, кому это по должности положено.

Меня не трогали двое суток. Дважды в день окошко в двери открывалось и в него подавали тарелку с жиденькой похлёбкой и кружку с чуть тёплым едва подкрашенным чаем. Вечером второго дня меня под конвоем провели в какой-то кабинет. За столом с настольной лампой сидел человек в форме с малиновыми петлицами, одной шпалой в них и эмблемой щита и перекрещивающихся двух мечей.

— Присаживайтесь, гражданин Копьёв, — он показал рукой на стоящий перед столом табурет, — Я военный юрист 3-го ранга Агапкин и я веду ваше дело.

— А меня уже что, воинского звания лишили, что вы обращаетесь ко мне гражданин? — спросил я, усаживаясь на табурет.

— Пока не лишили, но учитывая все известные на сегодняшний день обстоятельства,