Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дополнительным «стабилизатором» на юге Европы работала полностью пророссийская Сербия, которой на всякий случай настоятельно не порекомендовали создавать мини-империю в виде «Королевства сербов, хорватов и словенцев», памятуя, чем кончилось подобное в другом мире.
То есть на этом направлении югоросская дипломатия поработала неплохо, завязав такие «гордиевы узелки», что не скоро найдётся новый Македонский, чтобы их разрубить без тяжёлых для себя последствий.
С красной РСФСР действовал сугубо тайный конфедеративный договор, предусматривающий в случае нападения внешнего врага взаимную поддержку, координацию действий и даже создание Ставки союзного главнокомандования. Но это было известно только на самом высоком уровне, а «трудовой народ», в царстве Троцкого преимущественно, по-прежнему считал «буржуйскую державу» историческим недоразумением. «Вот если б Ильич дожил, никогда б такого не допустил!» – очень распространённая фигура речи, особенно среди «потомственных подсобных рабочих».
Мало кто знал (кроме тех, кому по должности положено) о том, что высылаемых из Югороссии «асоциальных элементов» в РСФСР принимали с большой охотой. Этот контингент массово пополнял «трудовые армии»[130], позволяя тем самым снизить репрессивную нагрузку на «коренное население», то есть замаскировать экономический характер якобы политического террора.
Курируемой «товарищем Ларисой», то есть попросту Ларисой Левашовой, в девичестве Игнатовой, советской пропагандистской машине не составляло большого труда поддерживать в обществе резко антиюгоросские настроения, рисуя её таким же средоточием греха и порока, как в годы «холодной войны» изображался Западный Берлин, к примеру. И собственные впечатления немногих лично там побывавших, и наличие многочисленных потребителей продукции югоросской промышленности ничего в нарисованной агитпропом картине не меняли. «Зато там негров линчуют», то есть у пролетариев прибавочную стоимость отнимают и культивируют потогонную систему Тейлора».
А на вопросы некоторых въедливых товарищей с той и этой стороны – как же с такими настроениями возможен будет грядущий военный союз антагонистов – Лариса легкомысленно отмахивалась. Тем, кто был в курсе параллельной истории, отвечала: «А что, долго нужно было людей перевоспитывать, когда Гитлера в тридцать девятом другом объявили?» Прочим же советовала подумать о чём-нибудь более полезном для дела Мировой революции, которая обязательно наступит.
Тут она изображала себя троцкисткой куда большей, чем любой Бронштейн.
Вообще, некоторые эпизоды жизни Ларисы в красной России заслуживают отдельного романа. Марина и Кристина в своё время слушали её увлекательные рассказы, в которых правда была совершенно неотделима от вымысла и густо подсолена изящной эротикой, оттого их так и тянуло в эти загадочные края.
Басманов тем временем уже перешёл к политэкономии сего искусственного, но отнюдь не химерического мира. В чём-то был он более реален, чем даже ГИП, потому и рассматривался в качестве «Крепости последней надежды».
Само собой, в названных условиях любое государство, имевшее Югоросский потенциал, восстановилось бы от военной разрухи быстрее среднеевропейских темпов (как Чехословакия в нашем мире), но тут ведь было совершенно уникальное сочетание факторов. Возможность получать золото и прочие ликвиды в неограниченных количествах могла бы легко привести к «испанской болезни»[131], но здесь – и в «Братстве», и во врангелевском правительстве – подобрались люди умные и знающие историю. Слитки и монеты поступали в экономику в тщательно просчитанных на компьютерах Замка количествах, удерживая на нуле инфляцию в Югороссии и обеспечивая лишь самые необходимые капиталовложения за рубежом.
Источником экономического благосостояния республики являлся почти исключительно экспорт высокотехнологичной и фактически уникальной продукции, в основном автомобилей, самолётов, лёгкого стрелкового оружия, опережающих общеземной уровень лет на десять-пятнадцать, не более, чтобы не создавать бросающихся в глаза анахронизмов. Кроме того, Югороссия лидировала в области продвижения на мировой рынок продукции престижного потребления, стиль которого сама же и формировала. Это было совсем нетрудно, зная тенденции мировой моды, гламурного образа жизни, технической эстетики и эргономики на полвека вперёд.
Три года назад английская разведка вплотную подобралась к разгадке «русского чуда», только на последний шаг воображения не хватило. А так очень грамотные специалисты, изучив несколько сотен экземпляров попавших к ним в руки пулемётов «ПКМ» и карабинов «СКС», отметили необъяснимую странность – все образцы были идентичны. То есть совпадали вплоть до царапин, заусенцев и микрораковин даже на внутренних сторонах деталей. Сразу объяснения этому не нашли, а потом, после провала организованного «Системой» московского путча и гибели Сиднея Рейли, тема как-то сама собой забылась[132]. У других людей появились другие приоритеты, а некоторым, особо досужим, помогли избавиться от всех вредных мыслей сразу.
Не повторяя советских ошибок, югороссы патентовали каждый узел, чуть ли не каждый болт поставляемых на экспорт изделий. И никому в голову не могло прийти, что продающиеся только по предварительной записи «Днепры», «Уралы», «Хопры» и «Доны» имели своими прототипами сконструированные в Штатах и Германии пятнадцатью годами позже «Доджи», «Виллисы», «Харлеи» и «БМВ». Правда, последние два года пошли с конвейеров пяти новых автозаводов уже собственные легковые модели на базе «Победы», «ЗиМа» и даже вполне эксклюзивные «Чайки».
Одновременно специально организованное на базе бывшего военно-технического комитета Генштаба полувоенное Управление перспективного развития скупало по всему миру, где явно, где тайно, патенты, представлявшие реальный интерес. Либо для внедрения полезных изобретений, либо для пресечения ненужных направлений прогресса в чужих странах. Для того имелись особые списки, инструкции и рекомендации, поступавшие в управление извне и регулярно обновляемые и дополняемые.