Катранджи сделал вид, будто только что откусил от цельного лимона. Волынская довольно улыбнулась и подмигнула подруге.

…Уже под утро вернувшись на броненосец, заперев за собой стальную, обшитую полированными дощечками красного дерева дверь каюты, девушки дали волю натурам. А то ведь весь долгий вечер и тёплую южную ночь приходилось изображать достойное воспитанных девушек поведение, в этих краях гораздо более чопорное, чем в Империи, не говоря о РФ. Каждое слово и каждый жест приходилось выверять и контролировать, памятуя о своём официальном статусе в делегации, возрасте, семейном положении и прочая, и прочая, и прочая…

Кристина торопливо сбросила с себя одежды и, опередив Марину, захватила ванную комнату. Натанцевалась до упаду, не раз вспотела, сейчас нет ничего лучше, чем полежать в огромной малахитовой чаше, в облаках ароматической пены.

Марина тоже разделась, улеглась на диване под открытым иллюминатором, закурила. Там, в гостях, не следовало показывать свою распущенность. Здесь после Гражданской войны открыто курили только привыкшие к этому занятию ещё «при старом режиме» богемные дамы, вроде знаменитой поэтессы и теософки Зинаиды Гиппиус или княгини Ирины Юсуповой (она же графиня Сумарокова-Эльстон), организаторши первых в мире конкурсов красоты. Вообще же занятие считалось на самой грани приличия, что ревнители нравственности подтверждали, часто публикуя в юмористических журналах карикатурные изображения грубых «коммунисток» из РСФСР в красных косынках, дымящих папиросами и даже самокрутками.

Кристина не закрыла дверь, и они могли переговариваться, да вдобавок ванна с нежащейся валькирией отражалась в сплошной зеркальной стене.

– Ты знаешь, а мы с ним о свидании договорились, – звонким голосом сообщила Кристина, подняв из пены длинную ногу и критически её осматривая. Она имела в виду своего нового «поклонника», знаменитого (но в очень узких кругах) полковника Кирсанова, о роде занятий которого и его причастности к делам «Братства» девушки пока не подозревали. Павел Васильевич не имел привычки без нужды светиться. Да и случая встретиться раньше у них не было.

Сначала внимание валькирии привлёк совсем другой персонаж, старший лейтенант флота, именно князь, как она Басманову и заказывала. Князь Бахметьев, Василий Ильич, старший штурман линкора «Генерал Алексеев», кавалер ордена Святого Георгия и ещё нескольких. Двадцати восьми лет от роду, уроженец Петербурга, холост. И красив до невозможности. Танцевал вообще как бог Дионис. Хотя танцы у них тут совсем другие. Однако кое-что у неё получалось, моторика у валькирий хорошая и зрительная память. Один раз увидишь, что другие дамы и девицы делают, и повторяешь. Зато вальс, общий для всех времен, она исполняла блестяще.

Однако, буквально за несколько минут до того, как Кристина могла бы ощутить первые дуновения влюблённости, провоцируемой великолепным шампанским, случилось нечто другое.

На очередной танец, который моряк должен был пропустить, чтобы не привлекать уж слишком пристального внимания общества (три-четыре танца подряд с одной и той же девицей здесь истолковывались почти как заявка на помолвку), валькирию пригласил мужчина, вначале ею незамеченный. В кремовом летнем костюме из тонкого вельвета в мелкий рубчик, прекрасно подстриженный, с ухоженными так называемыми «офицерскими» усами. От него пахло суховатым, с полынным оттенком одеколоном и совсем немного – табачным, скорее всего трубочным дымом. Фигура подтянутая, даже через костюм видно, что мускулистая, пружинистая, хотя и аккуратная, не перекачанная. Опыт сразу подсказал Кристине, что этот человек много времени уделяет занятиям спортом, но специфическим. Фехтование, скорее всего, и, безусловно восточные единоборства. Движения очень координированные и выверенные.

Странно, что она его сразу не заметила. Уж больно он характерно выглядел. Войны и революции украсили его лицо несколькими шрамами, столь аккуратными и правильно расположенными, будто их делали не вражеские осколки, а хороший косметолог. Походная жизнь снабдила несходящим, но не слишком тёмным загаром, на фоне которого особенно ярко выделялись сизо-стальные глаза и очень светло-русые волосы. Ещё он имел высокий лоб, тонкие, хорошего рисунка губы, приличный рост и неожиданно тихий голос бархатистого баритонального оттенка. Вроде как у знаменитого советского диктора военных времен Левитана.

Может быть, он появился позже, или просто проводил время с гостями постарше за ломберным столом. Но вот он с полупоклоном протянул ей руку и, взглянув в его глаза, Кристина почувствовала, что поплыла. Это было совсем новое чувство, равно не похожее на то, что вызвал у неё Катранджи в том странном полусне-полуяви или которое только что промелькнуло в объятиях князя Бахметьева.

Просто непередаваемо! Он посмотрел на неё, ещё ничего не сказав, а она ощутила, что у неё будто птичка затрепыхалась в груди.

– Вы позволите, барышня? Полковник Кирсанов, Павел Васильевич. Позволите?

Она кивнула и сделала шаг навстречу с лёгким, едва заметным книксеном.

И всё. Князь для неё больше не существовал, ну вот совершенно. При объявлении следующего танца он к ней подлетел и с первых же тактов понял, что никакое продолжение ему не светит. И голос девушки изменился, и в теле появилась напряжённость, какой только что не было. Она выполняла положенные движения как бы через силу и не скрывала, что ждёт, когда музыка закончится.

Бахметьев был неглупый человек и сразу сообразил, что произошло. Он видел, с кем Кристина танцевала до этого, и знал, кто такой Кирсанов. Неясно было одно – он что-то сказал ей касающееся личности князя или – её самой. Но проверять лейтенант не собирался. Повода ведь не было, а создавать его – увольте. Мы себе лучше другую найдём.

Самое интересное, на Кирсанова, очевидно, Кристина тоже произвела впечатление и сразу заметила это, при том, что отнюдь не включала специальных механизмов обольщения. Разве что вовсю начала разыгрывать карту «тоже княжны», никак не пошлой «мадемуазель Волынской», зарабатывающей на жизнь прислуживанием богатому купцу. Благо у неё на всякий случай была отработана роль праправнучки знаменитого Артемия Волынского, вожака «верховников», казненного при Анне Иоанновне[135]. В «печенегах» она тему своей принадлежности к титулованным особам никак не форсировала, но после получения первого серьёзного гонорара от Катранджи кое-какие самостоятельные действия в Департаменте герольдии произвела и имела в личном сейфе все необходимые документы, подтверждающие её право на титул. И не думали Майя с Татьяной, выбирая для «девушки № 291» фамилию из адресно-биографического справочника «Вся Москва», что, случайно ткнув пальцев в строчку, создают, можно сказать, новую родовую ветвь Рюриковичей. Кристина тоже не думала, последнее время связывая своё будущее с Катранджи-Катановым, а протанцевав с необыкновенным полковником следующее танго, позволила ему «приложиться к ручке», с которой благосклонно стянула невесомую бальную перчатку – и задумалась.