* * *

– Ты уверена, что поступила правильно? – спросила Энид.

Карета уже выехала из города и покатила в сторону Миртлдаунса.

Олимпия вздохнула и откинула голову на спинку сиденья.

– Да, уверена. Я много раз обдумывала это. И я знаю, что он любит меня. – Она улыбнулась, когда Энид утвердительно закивала. – Но он позволяет чувству вины владеть собой, и в конце концов это станет тем ядом, который отравит все, что может возникнуть между нами. Он должен избавиться от него.

– Мне кажется, ты права. В некотором смысле это как мириться с присутствием другой женщины в своей постели. Из-за чувства собственной вины он до сих пор привязан к Фейт.

– Вот именно. Она навсегда останется в его сердце. Я это понимаю. И могу принять. Но он никак не может понять, что не сделал ничего дурного. Ведь ее отец – викарий и весьма уважаемый человек – солгал ему, а Брент до сих пор винит себя в ее смерти. И теперь она словно цепями прикована к нему, что мешает мне, Илаю и детям, которых мы с ним могли бы завести, найти наше собственное место в его сердце. А чувство вины возникло у него от того, что, как ему казалось, он не смог защитить близких ему людей от всего, что им угрожало. – Энид недоверчиво фыркнула, а Олимпия добавила: – Он может повести себя таким образом, что убьет мою любовь к нему.

– Ах, ну конечно! – подхватила Энид. – Привязать себя к человеку, который трясется над тобой, следит за каждым твоим шагом и, возможно, ограничивает твою свободу, – это ведь чистейший яд для твоего чувства к нему. Он медленно выжмет из тебя любовь вместе со всеми соками.

– Лучше немного пострадать сейчас, чем много мучиться потом. Эта боль может затронуть наших детей, если они у нас будут. Мне остается только надеяться, что он знает, как должен поступить. Пусть сделает это, а потом придет ко мне.

– Сколько ты ему отводишь на это?

– Пытаешься выведать, как я поступлю, если он не сделает того, что нужно?

– Я и так знаю: ты что-нибудь придумаешь. Итак, сколько же?

– Два месяца. А потом выхожу на охоту.

* * *

Когда Брент высадился из кареты перед особняком в Филдгейте, им неожиданно овладело беспокойство. Такое чувство возникало и раньше, только он забывал о нем, потому что три предыдущие недели были заполнены хлопотами, отнимавшими все силы и способность думать. Оказалось, что не так-то просто привлечь к суду тех, кто вместе с его матерью зарабатывал на преступлениях, однако ему это удалось. А теперь Брент разглядывал свой дом и понимал, что любой уголок здесь будет связан с воспоминаниями о его разгульных временах. Он не делал ничего предосудительного в хозяйских покоях, но вот в остальных помещениях Олимпия с помощью своего дара найдет следы его прошлой жизни. А ему очень не хотелось, чтобы она их увидела словно воочию.

Пройдя в библиотеку, граф написал короткую записку Аретасу. Этот человек знал, чем он, Брент, занимался несколько последних лет, поэтому и не удивится его просьбе. Бренту оставалось лишь надеяться, что среди всех Уорлоков и Вонов, обладавших особым даром, найдется такой, кому будет под силу удалить те осколки воспоминаний, которые, как грязные пятна, оставались на кроватях, на стенах – везде. Когда он приведет сюда Олимпию – а он приведет! – дом должен быть абсолютно чистым, чтобы она могла спокойно дотронуться до любой вещи здесь. И надо, чтобы на мебели и в воздухе навсегда остались воспоминания, связанные только с ними – Брентом и Олимпией.

Отослав записку, граф занялся подбором новых слуг. Ему и Агате было достаточно тех, кто остался после того, как он выгнал шпионов и пособников матери, но хозяйство скоро разрастется, поэтому люди еще потребуются. Брент с головой ушел в подготовку дома к приезду будущей жены. Так продолжалось до самого вечера. И только тогда, сидя в одиночестве посреди запущенного сада и потягивая сидр, он вспомнил о том, что должен закончить еще одно дело – очистить свое сердце.

Это было очень больно. Он боялся, что не выдержит, но все-таки сделал так, как посоветовал Орсон. Пришлось оживить в памяти все, что произошло с ним, – начиная с того момента, когда он нашел тело бедняжки Фейт, вплоть до ранения Олимпии. Брент вспомнил каждый мучительный миг, причинявший душевные страдания. Он выстроил в уме все возможные альтернативы произошедшего и рассмотрел их только с точки зрения логики, отринув какие-либо эмоции.

Прошло какое-то время. И неожиданно Брент почувствовал, что его плеча легко коснулась тонкая рука, которая потом протянула ему кружевной платок. Тут он понял, что плачет.

– Извини, – пробормотал он, утирая слезы со щек.

Агата присела рядом с ним.

– Олимпия тебя не любит?

– Нет, любит. Она много раз говорила об этом.

– Тогда почему ты так убиваешься?

– Я сделал то, о чем говорил этот мошенник Орсон. Я вспомнил обо всем, что не получилось, обо всем, что приносило горе людям, которых я любил, – например, тебе. И это было очень непросто.

Агата взяла брата за руку и положила голову ему на плечо.

– Но подействовало?

Брент молчал, мысленно заглядывая в свою душу. Сердце страдало, но ему уже стало легче. А при воспоминании о Фейт появлялась печаль, однако ее нельзя было сравнить с той вытягивавшей все жилы скорбью и мучительным чувством вины, которые раньше заставляли его тянуться к бутылке или к первой подвернувшейся женщине. Он принял это! Принял и смирился полностью! Больше не было сожалений о том, что он мог предотвратить несчастье и не предотвратил. Единственное, за что Брент по-прежнему испытывал чувство вины – впрочем, не очень сильное, – так это за ранение Олимпии. Он предположил, что событие еще слишком свежо в его памяти, чтобы смириться с ним.

– Да, подействовало. Надо поблагодарить Орсона. И в следующий раз, когда нам неожиданно потребуется экипаж, мы не станем уводить его карету. – Брент улыбнулся, когда сестра захихикала.

– Я очень рада, что у тебя получилось. Теперь ты будешь чувствовать себя намного легче.

– Знаешь, у меня стало так легко на сердце! Я сначала даже не понял, но теперь знаю точно. Надо просто отпустить это от себя, вот и все.

Агата поцеловала его в щеку.

– И Фейт?

Он со вздохом кивнул:

– И Фейт. Я должен был попрощаться с ней. Думал, что уже сделал это, но нет, не полностью. Я цеплялся за нее, как за символ всех своих неудач.

– Ты, конечно, не совершенство, дорогой братец, но совсем не неудачник. Ты просто случайно споткнулся.

Выпрямившись, Брент усмехнулся:

– Очень милый способ описать то, что я делал. Что ж, забудем о том, что я, спотыкаясь, падал физиономией прямо в грязь. – Рассмеявшись, он встал и помог сестре подняться. – Сейчас я отправляюсь в постель, что и тебе советую. Утром мне нужно кое-куда съездить. Возможно, меня не будет какое-то время.