«Твой отец выбросил меня из своей жизни, закрутив роман с моей так называемой лучшей подругой» звучало слишком мелодраматично, в духе телевизионных ток-шоу. Не хватало только студийной публики и назойливого ведущего с микрофоном и фальшиво-сочувственной миной на лице, чтобы шокирующее признание Аннелизе произвело должный эффект. Нет, этот вариант она отмела сразу.

Оставалось лишь сказать сухую правду. Приехав и не обнаружив отца дома, Бет, естественно, спросит о нем. Аннелизе удрученно покачала головой. Будь Эдвард решительнее, он сам рассказал бы обо всем дочери, но глупо было на это рассчитывать. Эдвард всегда избегал трудных разговоров, предпочитая перекладывать неприятную обязанность на жену.

Бет с Маркусом должны были добраться до Тамарина в середине дня, Аннелизе уже приготовила обед и мысленно настраивалась на встречу с дочерью и все, что за этим последует, — вспышку злости и неизбежные слезы. Но в начале второго, услышав, как Бет открывает ключом дверь, она испытала малодушное желание сбежать.

Ну почему Эдвард, черт бы его побрал, не может набраться мужества позвонить дочери и сказать правду?!

— Мама! — Бет остановилась в дверях кухни, и, увидев ее взволнованное лицо в обрамлении темных кудрей, Аннелизе мгновенно поняла, что дочери все уже известно. — Папа сказал мне сегодня утром.

— А-а… — безжизненным тоном протянула Аннелизе. — Прости, дорогая. Я хотела сообщить тебе, но не знала как.

— Мама, это случилось десять дней назад, а ты даже словом не обмолвилась! Почему бы тебе не рассказать мне все, когда ты звонила предупредить нас, что Лили попала в больницу?

Аннелизе не нашлась, что ответить. Всему виной был страх. Она боялась, что не выдержит и сорвется, что нервы окончательно сдадут. Для женщины, всегда встречавшей трудности с высоко поднятой головой, она повела себя на удивление трусливо, но другого выхода у нее не было. Аннелизе не могла себя заставить заговорить с дочерью.

— Если бы сегодня утром я не позвонила папе на мобильный, чтобы спросить, не нужно ли привезти ему что-нибудь из Дублина, я бы так ничего и не узнала! — продолжала бушевать Бет. — Все решила случайность! Папа думал, что мне все известно, и я нарочно ему не звоню. Вы вообще собирались посвятить меня в это дело? Вы мои родители, и я люблю вас. Я могла бы приехать раньше и быть рядом с вами. Я нужна вам обоим, особенно сейчас, когда с бедняжкой Лили случилось несчастье и вообще.

Аннелизе не смогла сдержать улыбки. Бет всегда отличалась прямотой. Даже сейчас, в пылу гнева, она мягко давала понять матери, что любит обоих родителей, но не собирается становиться разменной пешкой в их игре.

— Не волнуйся, — Аннелизе ласково коснулась руки дочери, — тебе вовсе не нужно принимать чью-то сторону, Бет. Мы с твоим отцом не собираемся затевать баталию и сражаться друг с другом за твои чувства. Но о таких вещах не станешь говорить по телефону, верно?

— Ничего подобного, — возмутилась Бет. — Ты могла бы мне сказать, когда звонила сообщить о несчастье с бабулей. Я бы сразу приехала. — Аннелизе собиралась объяснить, что не хотела волновать Бет, но та была слишком сердита и нетерпеливо перебила мать. — Не могу поверить, что вы промолчали о своем разрыве. Ведь вы мои родители, я имею право знать. Вы всегда думали, что я слишком слабенькая и глупая, что я не в силах справиться с трудностями. Вы никогда не доверяли мне.

В голосе Бет звучала такая ярость, что Аннелизе испуганно отшатнулась.

— Я просто не хотела причинять тебе боль. — «Мне было слишком больно самой», — мысленно добавила она.

— Жизнь заставляет нас страдать, мама, — крикнула Бет. — Она не жалеет никого. Ты думаешь, что отвечаешь за все на свете и можешь держать весь мир под контролем, но это не так. Меня ранит множество вещей, мне приходится самой с этим справляться, и ты не в силах меня защитить. Ты хоть представляешь, каково это — узнать, что вы с папой расстались, и никто не потрудился мне об этом сообщить? Готова поклясться, ты не понимаешь. Я знаю, почему ты ждала моего приезда, чтобы выложить ваши новости. Потому что все это время ты пыталась придумать, как лучше мне их преподать. Скажешь, нет?

— Бет. — В дверях кухни появился Маркус и застыл в нерешительности. Видимо, он собрался ждать, пока уляжется скандал.

— Извини, Маркус, но я должна высказаться! — взревела Бет. — На этот раз вы слишком далеко зашли. Хватит меня от всего ограждать, мама. Я давно не ребенок.

— Прости. — Аннелизе показалось, что земля ускользает у нее из-под ног. Бет не понимала, что она задыхается от боли и отчаяния. Дочь привыкла видеть ее собранной, сдержанной и спокойной, значит, такой она и должна оставаться в ее глазах.

Как ни странно, в этой пьесе ей, матери, была отведена роль злодейки. Но ведь не она разрушила семью, это сделал Эдвард! Хотя именно ей приходилось теперь выслушивать гневную отповедь дочери. А она так рассчитывала вымолить у Бет хотя» бы крохи сочувствия. — Прости, мне пришлось нелегко.

— Но я могла бы тебе помочь, — рявкнула Бет.

«Ты только кричишь на меня, это не помощь», — хотела крикнуть в ответ Аннелизе, но промолчала. Она никогда не повышала голос на дочь.

— Ты даже не дала мне возможности быть рядом с тобой. Ты стараешься все и всех держать под контролем, мама, это невыносимо!

— Вовсе нет, — вполне искренне возразила Аннелизе. Если она и пыталась кем-то управлять, то только собой: ее преследовал страх надвигающегося безумия.

— Нет, стараешься, — резко перебила ее Бет. — Потому ты ничего и не сказала мне. Пожалуйста, поверь, что я способна тебя выслушать и понять. Я больше не ребенок и не нуждаюсь в опеке, ясно? Лучше бы ты сказала мне все раньше, потому что тогда мне не пришлось бы выслушать ужасную новость о вашем разрыве с отцом именно в тот день, когда я собиралась сообщить тебе что-то очень важное. А теперь ты все испортила.

— Что? — взволнованно выдохнула Аннелизе.

— Я беременна, — буркнула Бет. — Уже три месяца. У нас с Маркусом будет ребенок. — Она рассмеялась, но смех вышел невеселым. — Я не говорила тебе, потому что не хотела волновать раньше времени, ждала, когда пройдет три месяца. Видишь, как здорово ты меня воспитала, мама! Ты ничего мне не рассказываешь, потому что боишься меня встревожить, и я молчу, чтобы не заставлять тебя нервничать. Чудная семейка, неудивительно, что папа ушел.

Это было похоже на выстрел. Дыхание Аннелизе перехватило, будто ее тело прошила насквозь пуля. В нее никогда никто не стрелял, но именно так она представляла себе пулевое ранение: внезапная боль и слабость, из раны хлещет кровь, пространство вокруг сужается, и ты проваливаешься в звенящую черноту. Как Бет могла сказать такое? Так дочь считает, что это Аннелизе, она одна во всем виновата. Эдвард ушел, бросил ее, неужели Бет этого не понимает? А может, отец сказал Бет, что она сама его оттолкнула? При мысли о том, что мог наговорить Эдвард, желая обелить себя в глазах дочери, Аннелизе почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Ей пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы не зарыдать. Нет, взмолилась она, только не сейчас, когда Бет поделилась с ней своей изумительной новостью.