— Кэссиди, ты ничего не сможешь сделать. Лучше оставь меня в покое, — взмолился он. — Врачи, которые излечили тысячи раненых, вынесли заключение, что я буду мучиться всю свою жизнь, и я им верю.

Кэссиди осторожно вытащила у него из-под головы подушку, чтобы он лежал ровно.

— Мне потребуется все твое мужество. Ты должен лежать не шевелясь. Верь мне, Рейли, я знаю, что делаю.

— Черт возьми, Кэссиди, ты что — умнее докторов?

Она лишь улыбнулась и успокаивающе положила ему на лоб свою прохладную ладонь.

— Во-первых, я хочу, чтобы ты по возможности расслабился, — сказала она и принялась легкими движениями втирать ему в лоб приготовленный настой. Так всегда делала ее мать, когда ей приходилось лечить больных. — Все будет хорошо, Рейли. Я уже чувствую, что тебе стало легче.

В комнату вошла Элизабет со шкатулкой, следом за ней Оливер нес кастрюлю кипятка.

Кэссиди порылась в шкатулке.

— Возьми иголки и зажимы и ошпарь их кипятком, — распорядилась она, обращаясь к Элизабет. — Потом я хочу, чтобы вы с Оливером подержали свечи у головы моего мужа. Мне нужно побольше света.

— Черт побери, Кэссиди, что ты собираешься делать? — воскликнул Рейли.

— Доверься мне, Рейли, — попросила Кэссиди. — Ты должен расслабиться.

Он стал смотреть в потолок, понимая, что ему придется вытерпеть все, что она задумала. Он был слишком измотан болью и обессилен, чтобы противиться ей, а Оливер был на ее стороне.

В комнате наступила полная тишина. Кэссиди осторожно раздвинула волосы Рейли и нашла рваную рану. Она всем сердцем жалела Рейли, которому пришлось так жестоко страдать. Чуть касаясь пальцем шрама, Кэссиди нащупал острый осколок.

— Дай мне зажим! — обратилась она к Элизабет. Пока Кэссиди осматривала рану, время словно остановилось.

— Мне понадобится нож, — наконец сказала она. — Его тоже нужно ошпарить кипятком.

Глаза Рейли расширились от боли, и сердце Кэссиди разрывалось от жалости к мукам мужа. Но ему предстояло перетерпеть еще более жестокую боль. В таком состоянии Кэссиди еще не видела своего мужа, и ее переполняла ярость, что доктор, которому так доверял Рейли, не сумел извлечь этот проклятый осколок и заставил его так страдать.

Кэссиди взяла нож и кивнула Оливеру, чтобы тот покрепче держал Рейли за голову. Потом она надрезала ножом шрам, и из груди Рейли вырвался глухой стон. Отбросив нож, она потянулась за зажимом и недрогнувшей рукой стала вытаскивать из раны крупный зазубренный осколок, который оказался длиной не менее дюйма.

Кэссиди положила осколок над ладонь Оливеру, а сама принялась промывать рану своими лечебными настоями.

Когда эта импровизированная операция была закончена, Кэссиди перевязала голову Рейли чистым бинтом и заставила его выпить стакан снотворного снадобья.

— Прости, что пришлось сделать тебе больно, — проговорила она, сжав его руку.

— Дайте мне сюда этот осколок, — попросил Рейли с усмешкой.

Оливер протянул ему кусочек металла, и Рейли повертел его в руках.

— Так вот что мучило меня все эти месяцы! — сказал он.

Кэссиди кивнула.

— Наверное, осколок задевал нерв. Теперь ты скоро забудешь о своей ране, но, боюсь, голова еще будет болеть несколько дней.

— Так кто ты — колдунья или ангел? — спросил Рейли, взглянув на жену.

Она собрала свои инструменты и, улыбнувшись, ответила:

— Это ты уж сам решай!

— Ты могла бы сделаться хорошим врачом, — заметил Рейли.

— У меня есть кое-какие другие обязанности. Я принадлежу одному надменному молодому герцогу, который очень не любит принимать чью-нибудь помощь!

Рейли взял ее за руку. Снотворное уже начало действовать.

— Спасибо тебе, Кэссиди! — прошептал он.

— Теперь засни, — сказала она. — Посмотрим, как ты будешь чувствовать себя завтра.

Рейли смотрел ей вслед, когда она выходила из комнаты.

— Ее светлость храбрая женщина! — изумленно пробормотал Оливер.

— Да, — сонно согласился Рейли, — и боль уже утихает. Она — мой ангел-хранитель!

На следующий день Рейли проснулся рано. Он сел на кровати в ожидании, что боль снова вопьется в его мозг. Но он ощущал лишь слабость и головокружение. Потом Рейли осторожно пощупал голову. В том месте, где Кэссиди делала надрез и вынимала осколок, еще слегка побаливало.

Рейли встал и подошел к окну. Многие месяцы головные боли неотступно преследовали его. Иногда случались жестокие приступы. Сегодня боль исчезла вообще.

Он глубоко вздохнул. Кэссиди делалась для него слишком необходимой. Без нее он уже не мыслил свою жизнь. Все это нужно было хорошенько обдумать, а это, в свою очередь, можно было сделать лишь вдали от Кэссиди. И Рейли распорядился, чтобы Оливер собирался в дорогу.

— Мы едем надолго, ваша светлость? — поинтересовался бывший ординарец.

— Не меньше, чем на две недели, — ответил Рейли.

Кэссиди положила Арриан в кроватку. Удивительно, как быстро менялась девочка. Арриан уже научилась ползать, а сегодня впервые поднялась на ножки. Кэссиди спустилась в холл. На ней была зеленая амазонка, и, сбегая по лестнице, она чувствовала себя очень счастливой. Спустившись вниз, она немного постояла, размышляя о том, как прекрасна жизнь.

Ее взгляд упал на дверь в кабинет Рейли, и Кэссиди с трудом поборола искушение постучать к нему. Ей хотелось поделиться с ним новостями об успехах Арриан, но потом она решила, что лучше рассказать обо всем, когда девочка научится держаться на ногах более уверенно.

Она чувствовала, что муж начал привязываться к девочке. Возможно, это была еще не любовь, однако его уже тянуло побыть с ней, и малышка его забавляла. Кэссиди надеялась, что ребенок крепче свяжет их друг с другом.

В этот момент она увидела, что слуги выносят чемоданы, а Оливер распоряжается, чтобы их уложили в дорожный экипаж.

У Кэссиди сжалось сердце.

— Разве его светлость уезжает, Оливер? — сgросила она.

Слуга отвел глаза.

— Он уже уехал в Лондон, ваша светлость, — пробормотал он. — Он просил передать, что скоро вернется…

Кэссиди отвернулась, чтобы Оливер не заметил боли, отразившейся в ее глазах. Уверенными шагами она снова поднялась к себе наверх, чувствуя, что бывший ординарец мужа смотрит ей вслед.

Доктор Уортингтон заверил Кэссиди, что она беременна.

Новость о том, что она ждет ребенка, вызвала в душе Кэссиди противоречивые чувства. Это было так удивительно и странно — вынашивать в себе новую жизнь… Однако однажды ночью в памяти Кэссиди вспыхнуло воспоминание о том, в каких муках Абигейл рожала малышку Арриан, и сердце ее сжалось от страха. Как нуждалась она сейчас в поддержке мужа, как остро переживала свое одиночество, несмотря на присутствие подруги и племянницы.