В его камере кто-то есть. Джереми вздрагивает. И это не один из тех коротко стриженных охранников, которые приносят еду и отводят его в душ. Лица у них непроницаемые, форма похожа цветом на бетонные стены, они не отвечают ни на какие вопросы, никак не реагируют на мольбы. Нет, это кто-то другой.

Очень высокий. Наверное, ему пришлось пригнуться, проходя в дверь. Лицо покрыто гладкой коркой старых ожогов, нос чуть вздернут, кончик будто отхватили, вместо бровей — два безволосых изогнутых бугорка, напоминающих формой вопросительные знаки.

Открывается дверь, два охранника вносят складные алюминиевые стулья, с грохотом раскладывают их и ставят друг напротив друга. Словно бы для двух игроков за невидимым карточным столом. Взмахом руки человек с обожженным лицом приглашает Джереми сесть. Тот, помедлив мгновение, неторопливо встает с койки. Руки ему, разумеется, тут же сковывают за спиной, а наручники крепят к спинке кровати. Один охранник выходит, а другой становится к стене и не сводит с Сейбера взгляда.

Высокий Человек ставит на пол кейс и совершенно спокойно садится. Вздыхает, кладет ногу на ногу и сцепляет в замок пальцы поверх колена. У него на руках недостает нескольких ногтей.

— Простите, что раньше не удалось к вам выбраться. Я был занят. Охотился.

У Джереми чешется щека, и он хочет поднять руку, но не может — звякает цепь, о которой он совсем забыл. Высокий Человек сочувственно улыбается.

— У вас было время подумать. Теперь пришла пора нам немножко поболтать.

Он наклоняется и открывает кейс. Чемоданчик разевает обитую тканью пасть. Рука гостя в нерешительности застывает над набором блестящих инструментов, а потом берется за клещи.

Их «беседа» длится около часа. Высокий Человек говорит Джереми, что тот никогда не писал никакой книги. «Революция» — всего-навсего пачка чистых листов бумаги. И он никогда не возглавлял ячейку Сопротивления. У него не было жены и дочери. Не было и тех нападений на самолеты. Взрыва на площади. Это все лишь выдумки, фантазии Джереми. На самом деле ничего этого не существует: ни человека, которым он себя считал, ни его преданных сторонников.

— Ты всю свою жизнь провел в этой комнате, и остаток жизни проведешь здесь же. Эта камера размером четырнадцать на четырнадцать футов — твоя вселенная. А я — твой бог. И я определяю суть твоего бытия. Суть твоего бытия — боль. Это единственное известное тебе слово, единственное доступное тебе чувство.

У Джереми осталось на руках только пять ногтей, остальные Высокий Человек отодрал клещами. Сейбер думает, что, когда закончатся ногти на руках, он перейдет к ногам. А после возьмется за зубы. А затем… Ведь на его теле столько мест, столько уязвимых мест с розовой кожей, куда можно воткнуть лезвие, втереть соль, приложить оголенный провод. Может быть, боль не закончится никогда. Так думает Джереми.

Почту в кампус доставляют в два часа. Обычно это реклама из банка, брошюры, приглашающие в туристические поездки на весенних каникулах, каталоги модных товаров. Клэр приходит в университетское отделение ровно в две минуты третьего. Там полно народу, и все заняты: что-то строчат в мобильниках, громко обсуждают результаты контрольных, договариваются о встречах. В толпе девушка чувствует себя особенно одинокой. Она открывает свой почтовый ящик: каталог из магазина, извещение из банка и большой коричневый конверт.

Все то же самое: штемпель Сиэтла, обратного адреса нет, а ее имя, Хоуп Робинсон, взято в кавычки. Клэр на автопилоте идет к выходу и поднимает глаза, только когда перед ней распахивается дверь и лицо обдает порывом холодного ветра.

Второпях она натыкается на того самого парнишку, который сегодня задавал вопросы на лекции, — аккуратный пробор, полосатая отутюженная рубашка, прыщи на подбородке. Блондинчик как раз направлялся в почтовое отделение и теперь, отступив в сторону, вежливо придерживает для нее дверь. Вроде бы его зовут Френсис. Он ничего ей не говорит, и Клэр, едва слышно пробормотав «спасибо», проходит мимо.

Солнце разогнало утренний туман, небо сияет голубизной, и на горизонте блестят заснеженные горные вершины. Девушка решает было вернуться в общежитие, но там наверняка Андреа: спит с похмелья, или смотрит видео на YouTube, или строчит эсэмэски о каком-нибудь обалденном парне, о выдуманной любви. И Клэр поворачивает к библиотеке.

Это два самых ее любимых места во всем кампусе — центральное здание, где располагаются почта и студенческий союз, и библиотека. Последняя представляет собой сочетание американской и европейской архитектуры. К зданию из красного песчаника, окруженному колоннами, пристроен современный стеклянный флигель. Обычно Клэр с головой уходит в уроки. У нее в этом семестре в основном общеобразовательные предметы: математика, английский, политология и история ликанов. Свободное время она проводит в библиотеке, подальше от своей шебутной соседки и всех остальных. Разговоры ей противопоказаны. Еще в самом начале семестра первокурсники целую неделю ходили на разные обязательные мероприятия, чтобы поближе познакомиться друг с другом. Клэр уже тогда усвоила: сначала спрашивают твое имя, затем специальность, после чего интересуются, откуда ты, чем увлекаешься и чего хочешь добиться в жизни. Ей нечего ответить на такие вопросы. Прошлое стерто, будущее туманно. Поэтому она прячется в библиотеке, где разговаривать нельзя.

Девушка поднимается на лифте на четвертый этаж, проходит вдоль ряда отдельных кабинок и садится в темном углу. Достает из рюкзака ноутбук и, пока тот с гудением включается, открывает злосчастный конверт. Очередной DVD-диск.

В этот раз на экране возникает заросшее травой поле, которое пересекает черная дорожка. Парк. Рядом с дорожкой — скамейка, вдалеке возле деревьев — стол для пикников. На небе клубятся тучи, объектив камеры испещрен дождевыми каплями. Легкий ветер колышет траву и побелевшие шапочки одуванчиков.

Через несколько минут из леса появляется бегунья. На Мириам черная майка и такого же цвета шорты. Она бежит, ритмично двигая руками и ногами. Клэр на мгновение кажется, что сейчас вслед за ней из-за деревьев выскочит что-то ужасное. Мириам останавливается; тяжело дыша и положив руки на пояс, делает несколько махов, чтобы разогнать скопившуюся в мышцах молочную кислоту, медленно ходит по кругу, а затем вдруг пропадает из поля зрения. Камера дергается влево. Там пустая детская площадка, а позади еще одна асфальтовая дорожка убегает в ивовую рощу. Мириам подпрыгивает и хватается за перекладину. Десять раз подтягивается. Мускулы на ее спине вздуваются, и кажется, что вытатуированные на лопатках крылья вздымаются, помогая ей подняться.

И вдруг в кадре появляется рука невидимого оператора. Пальцы загребают воздух, словно хватая Мириам, и тут же исчезают. Всего какое-то мгновение. Клэр не уверена, что ей не почудилось, и поэтому отматывает запись назад и ставит на паузу. Да, вот она, размытая рука, размером с Мириам. Изогнутые, будто когти, пальцы сейчас схватят тетю. Три пальца.

Пак.

Лилово-серые автобусы цветов колледжа отправляются в город каждый час с восьми утра до десяти вечера. От центрального здания до Миссулы ровно десять минут. Колледж стоит особняком, но готов всячески развлекать своих студентов: рынки, кофейни, боулинг, книжный магазин, бар. Однако желающих прокатиться в город все равно навалом. Всего три остановки: торговый комплекс, универмаг и центр.