Чейз представляет себе, как отодрал бы у Неумехи ухо и вместе с ним длинный лоскут кожи. Какая, интересно, у него кровь на вкус? Наверное, как вишневый сироп от кашля. Уильямс проводит языком по зубам. Он не может сдержаться. Чейз научился не ненавидеть себя за то, чем стал. Ведь можно с таким же успехом ненавидеть собственные отпечатки пальцев, солнце или луну. Есть вещи, которые невозможно изменить, — они просто есть, и все.

— Ты прочел те книги по международной политике, которые я тебе дал? — спрашивает Буйвол, сложив руки на животе и перегибаясь через стол.

— Более или менее.

— Что значит «более или менее»? Можно либо прочесть, либо нет.

— Ну, скажем так, просмотрел по диагонали. Зачем мне читать про то, про что и без того уже прожужжали все уши зануды-политологи? Господи, вот бы все эти книги писали те парни, что состряпали «Фрикономику». У них здорово получается одновременно читать лекции и травить байки.

— Я не развлекать тебя пытаюсь, а образовывать.

Чейз медленно крутится в кресле.

— Пойми, — продолжает Буйвол, средним пальцем поправляя очки на носу, — эти дебаты не собрания в городском совете, где ты привык пускать пыль в глаза. Избиратели воспринимают тебя как пустоголового независимого кандидата, самоуверенного, но проталкивающего одну только идею. Твоя позиция сейчас чересчур расплывчата, ни рыба ни мясо: вроде соглашаешься со всеми при каждой удобной возможности, а сразу потом вдруг не соглашаешься. Люди в замешательстве. Нужно как-то выделиться. Репутация героя войны и ковбоя помогла тебе добраться сюда, но и только.

— Ты принес мне конфетку?

Буйвол внимательно вглядывается в лицо друга, а потом достает из кармана пиджака упаковку лекарств. При виде нее сердце Чейза начинает усиленно биться, его охватывает боль, которая сродни сильнейшей жажде. Уильямс ловит брошенный пузырек и вытряхивает из него на стол несколько пилюль: люпекс и аддерал. Вместе они одновременно затуманят и сфокусируют его разум. Кофейной кружкой Чейз растирает крошечные белые луны и синие капсулы в порошок, разделяет его кредитной карточкой на две дорожки и вдыхает через свернутую трубочкой купюру.

На мгновение все окутывает гудящая серая пелена. Он чувствует, как Буйвол вставляет ему в ухо микрофон (так, чтобы не было заметно), приподнимает полы пиджака и прищелкивает сзади к поясу передатчик. Все это время Чейз стоит с закрытыми глазами, облокотившись о стол. Наконец Ремингтон хлопает его по плечу и сообщает, что все готово.

После взрыва на площади в Портленде левое ухо снова стало слышать почти сразу же, а вот во втором две недели неумолчно звенело. Чейз все гадал, что услышит, когда звон прекратится. Как оказалось, почти ничего. Низкие голоса он теперь различает гораздо хуже высоких, и вообще все звуки доносятся как сквозь вату.

— Я правильно подключил? — уточняет Буйвол.

— Да. — Чейз дотрагивается до поврежденного уха.

После того взрыва у него появились реальные шансы на победу. Через три дня его выписали из больницы. Сотрясение мозга, ожоги третьей степени и порванная барабанная перепонка. Буйвол позвал в президентский особняк фотокорреспондента, и тот заснял Чейза в повязках, покрытого синяками, но бодрого: губернатор сидел за письменным столом, в одной руке — ручка, в другой — телефон. Неубиваемый и непотопляемый Уильямс. Он стал одновременно агрессором и жертвой, люди ему сопереживали, он мог сплотить их вокруг себя. Вскоре после его встречи с членами попечительского совета президентом и деканом Орегонского университета был учрежден Центр исследования лобоса. Теперь, впервые за последние пятьдесят с лишним лет, появление вакцины стало возможным. Многочисленные формальности уладили всего за неделю. Фотография Чейза красовалась на обложке «Таймс»: он позировал в форме, половина лица — в тени. И почти сразу же появились спонсоры, среди прочих «Элайнс энерджи». Ведь Уильямс выступал за продолжение оккупации Республики и развитие атомной энергетики.

Остальное устроил Буйвол. Даже нашел кандидата в вице-президенты — специалиста по конституционному праву, сенатора из Арканзаса. Некий Пинкни Арнольд, фундаменталист, представитель Национальной стрелковой ассоциации США. Они так толком и не познакомились и виделись лишь на предвыборных мероприятиях. Но Буйвол сказал, что Пинкни — превосходный вариант: вкрадчивый, скромный, богобоязненный, да и язык у него хорошо подвешен. Уравновешивает солдафонские замашки самого Чейза.

Уильямс отпивает немного энергетика. На вкус — как известь. Где-то он читал, что во все энергетические напитки специально добавляют такой ингредиент: люди этого подсознательно ждут, в их представлении у подобного зелья обязательно должен быть неприятный привкус. Может, именно поэтому избиратели терпят его выходки? Именно поэтому ему удалось стать этакой популярной темной лошадкой? Он ведь, в отличие от остальных, не прикидывается пуританином. Прилюдно перебивает и высмеивает соперников, называет их обещания чушью, закатывает глаза, один раз даже впал в бешенство. Непрестанно сквернословит, поэтому передачи с его участием подают в эфир с запозданием в полминуты. А еще рассказывает скабрезные анекдоты и истории: почему не следует становиться позади чихающей коровы, как однажды он отморозил себе хозяйство, когда патрулировал в Республике замерзшие окрестности и пошел отлить. И люди верят в него. «Он такой же, как мы, — говорят они. — Простой парень из народа».

Раздается стук в дверь, и в комнату заглядывает молодой человек с бачками. В руках у него планшет.

— Осталось десять минут.

Буйвол благодарит его и жестом велит Чейзу подняться.

— Ну-ка повернись, я на тебя посмотрю.

Уильямс подчиняется, и Ремингтон сдувает с его пиджака пылинку и разглаживает складку.

— Ты же будешь меня слушать? — спрашивает он, постучав пальцем по уху.

— Ну а то. Я же всегда тебя слушаю.

— Хорошо. Тогда послушай и сейчас. Сегодня мы всех удивим. Ты объявишь о своем грядущем визите в Республику. Отправишься туда через две недели, как раз перед выборами. Объедешь базы и рудники, встретишься с солдатами, выслушаешь их. Срок нынешнего президента подходит к концу, однако за четыре года он этого так ни разу и не сделал.

— Так что на моем фоне этот тип будет выглядеть законченным трусом.

На щеках у Буйвола снова появляются ямочки.

— Не исключено, что ты и сам сядешь сегодня в лужу, но люди запомнят только это заявление. Именно благодаря ему ты и выделишься.

— Прекрасно.

Чейз бодрится, хотя на самом деле ему неуютно, внутри все похолодело, будто бы он ступил на тонкий лед, а под ногами зазмеились трещины, сквозь которые проступает черная вода. Он то и дело рассказывает всем о Республике, но со времен службы в армии минуло больше десяти лет. Республика для него скорее не реальное место, а образ. Уильямсу тошно при мысли о том, как он будет идти сквозь толпу улыбающихся солдат, глядеть в их полные надежды глаза, жать им руки своей, по сути, волчьей лапой.