— По крайней мере, камера на входе в апартаменты, хоть и есть, но она тоже выключена, как было у Ворчуна, — отмечает Морис, пока мы ищем на карте, как бы нам выйти из блока по одиночке и не особо светясь на камерах, чтобы, если та свидетельница все-таки расскажет о нас стражам, они не смогли сразу нас найти и показать ей для опознания наших рож. Хорошо, что когда мы шли сюда, мы уже старались уклонять лица от камер. Предусмотрительные мы. И все же, боюсь, мы повсюду так наследили, что нас неминуемо поймают. И будет нам плохо.

Вообще-то, конечно, в голову уже не в первый раз приходит мысль сдаться и все рассказать стражам. Может быть, это хотя бы сохранит жизнь тем, кто остался. С другой стороны, хозяева игры, очевидно, имеют большой вес в Муравейнике, и стража, возможно, у них в кармане. Те, кого они выбрали, так или иначе все равно умрут. В смысле мы умрем. Так что имеет смысл побарахтаться напоследок.

Полотенце мы решаем выкинуть, уже спустившись на нулевой уровень. И вот я стою у самого края бездны и жду момента, когда можно будет выкинуть сверток, и все никак не дождусь. Все время кто-нибудь появляется то рядом, то на платформе напротив. В конце концов, меня находит уже Лекс (мы решили, что Морис должен вернуться домой и успокоить Палому) и теперь мы ждем этого драгоценного момента вместе. Время, когда поезд ожидается на станции неумолимо подходит, так что я просто выкидываю полотенце, все равно всем пофиг. Подозрительнее, что мы стоим и оглядываемся.

— Полагаю, он должен быть у тебя, — Лекс отдает мне телефон хозяев, за которым сбегал в учебку. Если я включу его, то они смогут за нами следить и подслушивать разговоры, если нет, они продолжат убивать. Не знаю, остался ли еще кто-нибудь из второй команды, а Палома сейчас с Морисом, но не значит, что в безопасности. Раздраженно вздохнув, включаю телефон. Теперь будем молча ждать поезда.

“Новое правило — ты должна все время держать телефон включенным”, — через минуту приходит первое сообщение.

“Он должен все время находиться у тебя”, — приходит, когда мы уже идем по платформе. Впереди загораются предупредительные огни, означающие, что поезд въехал в Муравейник. Вот-вот он подойдет к станции, где начнется разгрузка. По платформе тащатся тележки с контейнерами, мы уворачиваемся, чтобы не попасть под колеса.

“Обе команды проявили себя достойно, все, кто остался в живых, проходят в финал”, — читаю очередное послание, пока Лекс рулит моим движением вперед. Приходится лавировать между грузчиками и техникой, хорошо хоть на нас никто не ругается. — “Больше разделения на команды не будет, теперь каждый сам за себя”.

Звучит зловеще. Но поезд уже подходит к перрону, и я кладу телефон в карман. Вагоны один за другим проходят мимо нас, их ход постепенно замедляется, и мы пытаемся прикинуть, насколько дальше нам еще надо пройти. Нервничаем, неизвестно, кто еще знает о местоположении посылки, да и там ли она еще. А вокруг суета, крики и грохот.

Нам почти удается угадать. Когда поезд окончательно останавливается, остается пробежать только пол длины вагона. Огромная дверь с лязганьем отъезжает в сторону, и Лекс тут же подсаживает меня наверх в душное темное нутро, пахнущее металлом и зерном. Быстро включаю новый фонарик, который всучил мне друг, и луч практически сразу находит завалившуюся в угол посылку. Грязную и поцарапанную, но да это не страшно. Я все равно нежно прижимаю ее к себе и поворачиваюсь к выходу.

Подхожу к двери, собираясь спрыгнуть обратно на платформу. Но вместо Лекса вижу Кейна, который, ухмыляясь, радостно тянет ко мне свои ручищи. Проигнорировав его, я ищу глазами своего друга. Нахожу в проходе между рядов контейнеров. На него накинулось сразу пятеро курсантов из группы Кейна, в таком количестве он конечно с ними справиться никак не может, но и у них плохо получается. Особенно туго Мину, которого в общей сутолоке уже дважды, пока я смотрю, прикладывают спиной об огромную машину с краном, перетаскивающим крупногабаритные грузы с поезда. Рабочие видят, что происходит внизу, но спокойно продолжают заниматься своим делом. Главное офицера ящиком не задеть.

— Тренируют задержание, — комментирует суматоху Кейн, нисколечко не заботясь ни о своих подопечных курсантах, ни о своем акбрате, которые устроили настоящее побоище среди опасно нависающих над ними грузов.

— Останови это! — пищу я, стараясь кричать хоть чуть громче, чем шум выдвигаемого прямо рядом со мной контейнера.

— Слезай оттуда! — теряет терпение Кейн. Схватившись за выступ на двери вагона, он одной рукой подтягивается, другой заграбастывает меня и стаскивает вниз. Поставив на ноги, он перехватывает меня за локоть и начинает тащить прочь вдоль перрона.

— Ты же их командир! — упираюсь я, так что ему приходится волочить меня за собой. К сожалению, мои ботинки вполне сносно скользят по покрытию перрона.

— Да, и я уже отдал им приказ. Они его выполняют, — сопит Кейн. Все же мое сопротивление его немного напрягает. Он отворачивается от меня, чтобы обогнуть движущуюся на нас груженную телегу. Когда она проходит мимо меня, я засовываю туда многострадальную посылку. Чуть-чуть не успеваю, и Кейн замечает, как я отдергиваю руку, так что он возвращается и выхватывает посылку и кучи ящиков.

— Это мне еще пригодится, — комментирует он с усмешкой.

— Они же покалечат друг друга! — я сердито бью по посылке ладонью, так что она выскальзывает и падает на пол. Не ожидав такого успеха, добавляю ногой, но коробка слишком тяжелая, и прямо под поезд, как я надеялась, не улетает.

— Прекрати, — рычит Кейн, подбирая ее. — И я им приказал был деликатными, поэтому у них и не выходит ничего! — Он меняет тон, пытаясь говорить спокойнее: — Либо ты идешь со мной, либо я возвращаюсь и показываю этим задохликам, как мы работали в свое время. На своих ногах от нас никто не уходил, ясно?

— Ясно, — приходится пройти за ним до машины. Кейн обходит ее, подходя к водительскому месту. Я остаюсь стоять возле пассажирского, не спеша залезать внутрь.

— Тебе что, дверку открыть? — спрашивает Кейн со сдержанной издевкой, увидев, что я застыла на месте. Я переминаюсь с