— Э-э… кажется, нет. Наверное, я их распугал, притворяясь большой рыбой.

«Кажется, я разгадал китайскую грамоту ее натуры. Китаец разгадал китайскую грамоту — неплохой каламбур, даром что случайный. Она завидует рыбкам, не чувствует себя свободной, ее жизнь безрадостна. Этот дом и ее жизнь — тюрьма, откуда нет выхода. Несчастная Элизабет! Интересно, сколько ей лет? Трудно определить возраст женщины, особенно если она принарядилась. Маме за сорок, но Элизабет гораздо моложе. Тридцать два? Тридцать три? «Она идет во всей красе — светла, как ночь ее страны»[5]. Откуда Байрон знал, какие они, австралийские ночи? Забыть ее невозможно, но она недосягаема. Такие, как я, для нее не существуют. А Александр?»

Когда мужчины после неспешных бесед за портвейном и сигарами перешли в гостиную, Ли нашел Элизабет, сидящую на стуле, придвинул поближе свой стул и сел. Руби поблагодарила его взглядом и по своему почину направилась к роялю — отрабатывать ужин.

— Знаете, — вполголоса обратился Ли к Элизабет, — мама — великолепная музыкантша, и я уверен, что в обществе ее принимают не только из-за денег: талант притягателен. Выходя из вагона, я слышал, как переговаривались гости, и все надеялись, что сегодня мама не откажется сыграть и спеть.

— Мне известно, насколько она талантлива, — чопорно отозвалась Элизабет.

— Сегодня я захватил ваш любимый уголок, — продолжал Ли, — и прошу прошения за это. Обещаю, больше я там не появлюсь. Рыбкам нечего опасаться.

— Это ни к чему, — ответила она. — Я все равно катаюсь верхом далеко не каждый день, только по средам и субботам. По воскресеньям я езжу в Кинросс в церковь, по четвергам встречаюсь с твоей матерью в отеле. Если хочешь, приходи к Заводи в понедельник, вторник, четверг и пятницу. Сдается мне, что в церкви ты бываешь нечасто, так что и воскресенье — твой день.

— Очень любезно с вашей стороны, но я могу бродить где угодно.

— Зачем? Возможно, вторжение на пользу рыбкам.

«В первую очередь оно на пользу тебе, — подумал Ли. — Спокойная, вежливая, равнодушная… Эта заводь очень много значит для тебя, Элизабет Кинросс, но ты и виду не подаешь».

— Я хотел бы познакомиться с вашими детьми, — произнес он.

— Познакомишься, если позавтракаешь с нами завтра в отеле. По воскресеньям мы с детьми всегда заезжаем к твоей маме.

— Что-то ты сегодня молчаливый, — заметила Руби вместе с сыном гуляя по парку Кинросс-Хауса в ожидании вагона. Дамы в пышных громоздких платьях занимали гораздо больше места, чем рудокопы или мужчины в смокингах, поэтому сразу все гости в вагоне не уместились.

— Думаю об Элизабет.

— Правда? И что именно?

— Во-первых, гадаю, сколько ей лет. Ты же знаешь, Александр мне про нее не рассказывал.

— В сентябре Элизабет исполнится двадцать четыре.

— Ты шутишь? — ахнул Ли. — Но она уже семь лет замужем!

— Да. Ей было шестнадцать, когда она вышла за Александра. Он выписал ее из Шотландии, не зная даже какая она. Если он не говорил с тобой о жене, то лишь потому что их супружеская жизнь с самого начала складывается неудачно. Иначе зачем бы ему понадобилась я? Несомненно у него и в Европе есть утешительницы.

— Вот тут ты ошибаешься, мама. Он ведет себя, будто дал монашеский обет безбрачия, — усмехнулся Ли. — Правда, это не помешало ему заплатить одной райской птичке, чтобы она посвятила меня в тайны плотской любви.

— Какой он славный! — искренне восхитилась Руби. — А я так боялась — триппера, сифилиса, порочных девок, охотниц за состоянием… Небось стаями вьются вокруг частных школ и развращают неопытных мальчишек.

— И Александр так думал. Он посоветовал мне быть разборчивым — ради собственного блага. «Любовь может править человеком, но плотские наслаждения — никогда».

— Он прав. А сейчас у тебя есть райская птичка?

— Да, все та же. Мне нравится нежиться в объятиях женщины, но я не развратник. Мне вполне достаточно одной подруги. Ради приличия я снял ей квартиру подальше от школы, а когда поступлю в Кембридж, подыщу ей жилье попросторнее. Мне нравится, когда вокруг друзья, — усмехнулся он.

— Наверняка она изменяет тебе, пока ты в отъезде.

— Вряд ли, мама. Она знает, с какой стороны хлеб намазан маслом. Особенно если он посыпан бриллиантами.

— А что еще ты думаешь про Элизабет?

— Ничего особенного, — туманно ответил Ли.

Он знал: мать поймет, что он солгал, но почему-то не пожелал делиться с ней мыслями. Всего двадцать три года! Со школьной скамьи — в супружескую постель. Ли уже знал ответ на большинство своих вопросов, потому что успел повидать шестнадцатилетних девочек, в том числе сестер и кузин товарищей по школе. Расовая принадлежность не играла роли: девочки оставались девочками, даже если не знали бедности и строгих религиозных правил, которым следовали их беднейшие соотечественники. Они то и дело хихикали, сплетничали, влюблялись и теряли голову, мечтали о романтической любви и браке, пусть даже браке по расчету. Почти все они или уже знали, за кого выйдут замуж, или надеялись, что избранник окажется молодым красавцем, сыном аристократа, а не престарелым другом отца, и чаще всего не ошибались. Многие выходили не за дряхлых стариков, а за их цветущих сыновей. Помимо этих молоденьких девушек, Ли видел учениц академии мисс Рокли, расположенной по соседству со школой Проктора. Между руководством школ существовала договоренность о совместных майских балах для учеников и учениц. Так их готовили к выездам в свет.

Но Ли понимал, что Элизабет вела совсем другую жизнь. Ему подсказывало это не только чутье: однажды в его присутствии Александр разразился обличительной речью против шотландского Кинросса, пресвитерианского священника и всего клана Драммондов, к которому принадлежала Элизабет. Если Александр не солгал, положение девушек в Шотландии было не лучше, чем в восточных гаремах. Элизабет выдали за человека, который годился ей в отцы: в прошлом апреле Александру исполнилось тридцать девять. Свой роскошный наряд она носила, как мундир, показывая всему миру, что щеголяет богатством и красотой только по требованию Александра.

«Но почему она невзлюбила меня? Потому, что я полукровка? Нет, мама вряд ли привязалась бы к ней, будь у Элизабет подобные предрассудки. Но что ни говори, странный альянс! Ведь Элизабет наверняка знает про отношения мамы и Александра».

— А Элизабет знает про вас с Александром? — спросил он.

— Конечно. Он хотел было помешать нам видеться, но ничего у него не вышло. Мы сразу поладили и стали лучшими подругами, — объяснила Руби.

«Вот и еще один ответ. А между тем разгадка тайны еще где-то далеко и путь к ней извилист. Хотел бы я знать, что они скажут завтра, когда я во всеуслышание заявлю все, что хотел? Не могу дождаться».

Уже засыпая, Ли отчетливо видел губы Элизабет и в полудреме думал, каково было бы прикоснуться к ним поцелуем.