Элизабет озадаченно вскинула голову:

— Какую райскую птичку?

— Нелл, хватит ковыряться в тарелке. Не хочешь есть — выйди из-за стола.

Нелл подчинилась, но прежде обожгла Руби укоризненным взглядом.

— Райская птичка, — объяснил Ли, как только девочка скрылась за дверью, — это дама скорее соблазнительная, нежели добродетельная. В Англии у меня есть такая приятельница.

— О Боже! Рано же вы созреваете, семейство Коствен, — вырвалось у Элизабет.

— Зато долго не увядаем! — парировал Ли.

С каменным лицом Элизабет поднялась.

— Мне пора домой, — объявила она и вышла, на ходу призывая Яшму.

Ли перевел взгляд на мать и поднял бровь.

— Наконец-то я вывел из себя мадам Айсберг, — с легкой досадой заметил он.

— Это я виновата, не следовало вообще заводить разговоры о птичках. Ох, Ли, я так и не научилась вести себя в приличном обществе! — Руби чуть не плакала. — А я всего лишь хочу немного скрасить монотонную и безрадостную жизнь бедняжки. Обычно она только посмеивается, когда я отпускаю скабрезные шуточки, и лишь иногда дает понять, что я ее шокирую. А сегодня разозлилась…

— Из-за меня, мама. Почему-то Элизабет меня недолюбливает. — Он ссутулился и понурил голову. — Но я не позволю ей расстраивать тебя по пустякам. Видно, ей еще никто не объяснял, что искреннее участие заслуживает благодарности.

— Ли, я так надеялась, что вы с ней подружитесь! — Руби вцепилась в руку сына. — По-моему, мы должны извиниться перед ней.

Его глаза вмиг стали пугающе ледяными.

— Ни за что! — отрезал он, вскочил и вышел.

Руби осталась сидеть перед остатками неудавшегося завтрака, зажав лицо в ладонях и уставившись на свою тарелку. Нет, о праздновании дня рождения не может быть и речи.

Переодевшись в старые холщовые штаны и рубашку, Ли ушел в паровозное депо, безлюдное по случаю воскресенья, — к одному из наполовину разобранных «железных коней». Он уже знал причину поломки и теперь работал до седьмого пота, чтобы устранить неисправность. Только спустя несколько часов он понял, что совсем забыл сообщить гостям сенсационное известие. Но теперь, когда Элизабет разорвала дипломатические отношения с неисправимой семьей Коствен, разве ему удастся выполнить желание Александра?

* * *

Возмущение оскорбленной до глубины души Элизабет было под стать негодованию ее дочери. Семья возвращалась в Кинросс-Хаус в зловещем молчании, которое нарушала лишь Анна — имя надменного возмутителя спокойствия она повторяла во весь голос до тех пор, пока взбешенная Нелл не велела ей умолкнуть. Смысл ее приказа малышка поняла по интонации и разрыдалась.

«А чего еще я ждала, когда связалась с этой семейкой из отеля «Кинросс»? — внутренне кипела Элизабет. — Мало мне было одной Руби, явился еще и этот развратный паяц, ее драгоценный сынок! Стоило ли получать образование и приобретать великосветские манеры только для того, чтобы оскорблять меня? Знает, должно быть, что мы с Александром давно не спим вместе, но как он посмел намекать, что я давно увяла? Со мной кончено, меня отправили на дальнюю полку, я уже не жена — и это говорит юнец, который вовсю развлекается с райскими птичками!»

Именно эту неподходящую минуту Нелл выбрала, чтобы тоненьким голосом спросить:

— Мама, а я задавака?

— Да! И хвастунья! Ты в сто раз хуже своего отца, а его самомнения хватит на десятерых!

Разревевшись, Нелл выскочила из коляски, едва она подъехала к крыльцу, унеслась в свою комнату и захлопнула дверь перед носом Крылышка Бабочки. Элизабет, которую Яшма избавила от Анны, не осталось ничего другого, кроме как удалиться рыдать к себе в комнаты. А когда слезы иссякли, ей опять привиделся Ли, стоящий на плоском камне над Заводью. «Он осквернил Заводь, — с тоской думала Элизабет. — Больше я никогда туда не поеду».

Той ночью свет горел в двух окнах: в спальне Руби в отеле и в спальне Элизабет в доме на горе; обе женщины вышагивали из угла в угол, не в силах уснуть. Утомившись в депо, Ли спал, как младенец, образ Элизабет не тревожил его. Он уже принял решение: до возвращения в Англию он ни за какие коврижки не подойдет к жене Александра и на пушечный выстрел.

Верный своему слову, утром он поцеловал мать и верхом помчался в Данли, к семейству Дьюи, которое давно ждало его в гости. Руби последовала за ним в экипаже, решив отпраздновать восемнадцатилетие Ли в Данли. Генриетта была почти ровесницей Ли и еще не встретила мужчину, который сумел бы завладеть ее сердцем. «Кто знает, — спрашивала себя Руби, — может, они понравятся друг другу? Вряд ли Дьюи будут против».

Но история с Александром и Софией повторилась: Генриетта была очарована Ли, а он не обращал на нее внимания.

— Да что это творится с детьми? — возмутилась Руби, обращаясь к Констанс.

— Если коротко — они не такие, как мы, Руби. Но тебя тревожат не Ли с Генриеттой. Что стряслось?

— Ли и Элизабет невзлюбили друг друга.

Вместо ответа Констанс впала в задумчивость.

Хитроумно подбирая самую аппетитную наживку для рыбалки в мутных водах, она окольными путями выспросила у Ли все, что хотела знать, истолковала его ответы и поняла, что он неравнодушен к Элизабет. Следовательно, рассуждала Констанс, может оказаться, что и Элизабет неравнодушна к нему. Но, будучи глубоко порядочными людьми, они — о, совершенно неосознанно, в этом Констанс не сомневалась — сделали вид, что рассорились и расстались. «Александр, ты даже не подозреваешь, как тебе повезло», — заключила Констанс.

Два с половиной месяца своего пребывания на родине Ли провел где угодно, только не в Кинроссе. В сопровождении воодушевленной Руби он катался из Данли в Сидней и обратно — на званые вечера, в театры, на балы и приемы; толпы юных поклонниц желали видеть его в Сиднее или пригласить в отцовский загородный дом. Избрав мать компаньонкой, Ли отдался веселью и забыл, как казалось Руби, обо всем на свете. С десяток девиц на выданье только и мечтали увлечь Ли, но он был слишком умен, чтобы попасться на такую удочку. В кругу молодых людей он поначалу не пользовался популярностью — до тех пор, пока один подвыпивший юнец не предложил ему померяться силами. Ли принял вызов и доказал, что ученики школы Проктора, несмотря на весь аристократизм и светские манеры, умеют постоять за себя. Однако, когда противник применил запрещенные приемы, церемониться с ним Ли не стал и продемонстрировал, чему научился у китайцев. После этого он был единодушно признан славным малым — несмотря на китайскую косичку и все прочее. Поговаривали, что Александр Кинросс, за неимением сыновей, избрал Ли главным наследником.

Все кончилось внезапно. Еще вчера казалось, что впереди долгие недели балов и пикников, и вдруг стало ясно, что совсем скоро придет пора расставания. А это значило, что возвращения в Кинросс не избежать. Между тем сенсационная новость так и не прозвучала во всеуслышание. В конце концов Ли решил взорвать эту бомбу дважды: сначала рассказать обо всем матери, а потом поговорить отдельно с Элизабет.