Включают верхний свет, который кажется слишком ярким, щурятся, надевая пальто и шарфы. Девушки обходят комнату и обнимаются, а молодые люди трясут друг другу руки; все сердечно прощаются. Анна пытается выиграть еще несколько минут: дотошно расспрашивает Бина о его баре, предлагает Тоби и Сесиль остаться и выпить на посошок, подбивает Хамзу пойти покурить. Но все неотвратимо валят к двери — скоро прибудет такси; времени остается только на то, чтобы попрощаться. Гости по очереди целуют и обнимают Анну. Зара шепчет ей на ухо «удачи», Хамза кладет в руку пачку Marlboro и зажигалку.

Затем картина меняется: Анна смотрит из окна на семерых друзей, неплотным кольцом стоящих на тротуаре. Глядя на уменьшенные копии людей, которые всего секунду назад окружали ее шумной толпой, она ощущает какое-то диковинное и даже зловещее чувство.

— И остались они вдвоем.

Слова Пита заставляют ее вздрогнуть и обернуться: она не знала, что он стоит там, позади. Он наблюдает за ней, схватившись за спинку стула. Она вымучивает улыбку и поворачивается к окну: приехало такси, маленькие фигурки Кейра, Зары, Сесиль и Тоби залезают внутрь, а Хамза, Бин и Ингрид пешком направляются к шоссе.

«И остались они вдвоем», — думает Анна и краем глаза видит, как Пит, огибая стол, пробирается к ней. Она не отрывает взгляда от такси: все устроились в машине и Тоби осторожно закрывает дверцу; Пит обнимает Анну.

— Детка, — он утыкается носом в ее шею повыше ворота джемпера; его бритый подбородок царапается, как наждачная бумага. Кто этот человек? Пит интересуется, как, на ее взгляд, все прошло, и необходимость разговаривать ее пугает. В его руках она чувствует себя глыбой льда, жесткой и безжизненной.

— Хорошо, — только и удается выговорить Анне.

Его ноги и туловище прижаты к ней, и она пытается прочувствовать коробочку с кольцом, лежащую в его джинсах. Пит вдыхает через нос, и Анна готовится к волнующему заявлению, к тщательно выверенному высказыванию, которое подведет к роковому моменту, но он говорит лишь:

— Поставлю тарелки замачиваться.

— Ладно, — соглашается Анна, тихая, как птица в силках.

— А потом вручу тебе подарок.

Анна кивает и Пит отодвигается от нее; она смотрит, как он огибает стол и направляется к выходу из комнаты. Голос возвращается к ней, когда он переступает через порог, и она произносит:

— Подожди.

Пит останавливается и оборачивается, подняв одну бровь.

— Я выйду ненадолго, глотну свежего воздуха.

Его глаза чуть сужаются, потом он улыбается.

— Как хочешь, — говорит он. — Это твой праздник. Только недолго.

— Хорошо, — отвечает Анна, пытаясь улыбнуться. Она дожидается, пока Пит закроет за собой дверь кухни, затем берет сумку и спускается по лестнице.

Ночной воздух чист, прохладен и живителен, и Анна поначалу пребывает в заблуждении, будто полностью протрезвела и легко может вести машину, или выступать с речью, или вообще что-нибудь делать. Но когда она зажигает сигарету, то обнаруживает, что все еще находится под основательным действием дурмана: горячий дым невероятно приятен, и от него по венам и коже пробегает сладкое покалывание. Она затягивается через равные промежутки времени и растворяется в струйках и завитках дыма, пока ее не посещают две беспокойные мысли: что сигарета уже почти скурена и что Пит, вероятно, наблюдает за ней из окна гостиной, как она сама несколько минут назад наблюдала за уезжающими гостями. Но к чему волноваться? Раз ей нравится курить, она может просто зажечь другую сигарету. А если она не хочет, чтобы Пит смотрел на нее, можно отойти от дома подальше.

Анна выходит на улицу. На углу Кавендиш-роуд она бросает окурок, давит его сапогом и вставляет в рот следующую сигарету. Проще простого. Этого места не видно из окна ее квартиры, но что, если Пит, заметив, как Анна ушла, спустится и обнаружит ее на улице в двадцати метрах от дома? Она идет дальше, поворачивает налево на Кавендиш-роуд, а потом направо на Бруклендс-Корт, где взбирается на каменный забор, по-видимому, пустого дома, заставленного строительными лесами. Теперь она надежно спряталась, совершенно исчезла из вида, и от этого у нее поднимается настроение. Как просто удовлетворить свои желания! Нужно всего лишь вглядеться в себя, сконцентрироваться на том, чего на самом деле хочешь, и действовать соответственно.

В это время телефон в ее сумочке жужжит. Сначала она думает, что звонит Пит, хотя вряд ли он уже ищет ее. Может, это Джефф-81 отвечает на ее сообщение в «Твиттере»? Анна достает телефон и обнаруживает эсэмэс от Ингрид, которая благодарит за вечер и говорит, что у нее славные друзья. Анна не отвечает, вместо этого она открывает «Твиттер» и перечитывает сообщение от Джеффа; она представляет, как он просматривает фотографии на ее ленте в «Инстаграме», и с чувством вины снова видит его стоящим на вокзале под табло. Как она могла поступить так невежливо — уйти и даже не объясниться? Он заслуживает как минимум извинений, и, недолго думая, она открывает «Кисмет», находит Джеффа-81 и начинает писать, но удаляет написанное и жмет на кнопку «Вызов». Раздаются пять гудков, потом два гулких вибрирующих звука разной длины, и автоответчик просит оставить сообщение. Анна вешает трубку.

Она подносит зажженную сигарету к глазам и оценивает, на сколько ее еще хватит — затяжки на три, максимум на четыре. Конечно, можно зажечь другую, и еще одну, курить, пока не закончится пачка, а потом пойти и купить новую. Можно до конца жизни ничего не делать, только курить, если ей так хочется. И в эту минуту телефон вибрирует у нее в руках, и зажигается экран. Звонит Джефф-81.

— Джефф!

— Здравствуй, Анна, — помолчав, произносит он сухим взрослым тоном.

— Привет. Салют. Здравствуй.

Она снова идет куда-то без определенной цели. Сворачивает с Бруклендс-Корт на Кавендиш-роуд, в конце которой видит светящиеся витрины на торговой улице. В трубке молчание, и Анна понимает, что Джефф ждет, когда она заговорит.

— Полагаю, я должна что-то сказать, раз уж позвонила.

— Да, обычно так делают, —