Прикончив и второй бокал, Мэгги не успокоилась. Нет, Джереми любит ее, Мэгги, он ждал ее целых пять лет, а уж она может подождать его одну ночь.

Но теперь она свободна и жаждала поскорее сообщить ему об этом. Объявить всем! И даме надменного вида, которой она пожимала руку, хотелось сказать: «Благодарю, мадам, за восхищение моими картинами, но известно ли вам, что я влюблена в семнадцатого герцога Ролингза? Не известно? Да, да, это так!»

Мэгги с превеликим трудом сдержала порыв. Она молчала, когда люди делали ей комплименты по поводу выставки, и почти каждый с любопытством интересовался: «А кстати, портрет темноволосого молодого человека… Кто он такой?»

Придя в ужас, Мэгги снова поймала Кормана, метавшегося по залу с табличками «продано», и опять умоляла его снять портрет. Но молодой человек остался непреклонным.

— Право, мисс, это лучшая картина выставки. Я пометил, что она не продается, но снять ее просто не могу. Это поистине замечательное произведение живописи.

Он был не одинок в своем мнении. Даже художественный критик из «Таймс» обратил на него благосклонное внимание, и, когда Мэгги отказалась назвать имя изображенного человека, шум вокруг портрета еще больше возрос. Только Митчеллы, которые присутствовали на котильоне у Олторпов, узнали героя портрета.

— Но разве это не… — Леди Митчелл ахнула, и ее вечно зевающий супруг поднял брови.

— Слушайте, де Вегу, — протянул он, — это же человек, который расквасил вам нос. Как вы позволяете, чтобы в вашей галерее висел его портрет?

Огюстен, не видевший портрета до открытия выставки, лишь рассмеялся в ответ, но позже добродушно попенял Мэгги, что та никогда не показывала ему картину.

— Хотя это, наверное, и к лучшему, — признался он по-французски. — Я бы сразу понял, что надежды у меня нет.

Покраснев, она хотела извиниться, но Огюстен мягко прервал ее:

— Чепуха, великолепный портрет. И если ты решишь его продать, окажи мне честь стать покупателем. Мне будет полезно поглядывать на него вечерами, если я начну вдруг упиваться самодовольством.

От смущения Мэгги не сумела ответить шуткой. Ее совершенно не радовало, что на всеобщее обозрение оказались выставлены ее чувства. В отличие от Беранж она постоянно вкладывала частичку себя в каждую свою работу, любая картина была ей как дитя, их продажа вызывала у нее душевные муки.

Она с грустью наблюдала, как мистер Корман прикалывает бархатную ленточку к одному из пейзажей, когда знакомый голос промурлыкал: «Бонжур, принцесса!» Мэгги улыбнулась Беранж, потрясающе элегантной в декольтированном вечернем платье из темно-алого бархата.

— Твой месье де Вегу сумел привлечь ради тебя огромную толпу, принцесса, — заметила Беранж, прикрывая рот веером из страусовых перьев. — К тому же они покупают! Ты довольна?

Мэгги взяла третий бокал шампанского.

— О, я очень довольна. Но месье де Вегу больше не мой.

— Нет? — Беранж опустила веер в притворном изумлении. — Что случилось, принцесса? Он узнал о тебе и дьявольском герцоге?

— Нет. — Заметив, что Митчеллы стоят рядом, Мэгги отвела подругу в сторонку галереи и, наклонившись, чтобы ее могла услышать только она, прошептала: — Ты прекрасно знаешь, что случилось, Беранж, нечего играть со мной в наивность. Ты намеренно соблазнила Огюстена.

Француженка и не пыталась отрицать, лишь подняла на подругу ясные глаза и кротко спросила:

— Ты сердишься на меня, принцесса?

— Рассержусь, если ты причинишь ему боль.

— Боль? Фью! Мне это нравится! Я ради тебя совершила, можно сказать, интимнейший акт, а ты имеешь дерзость обвинять меня…

— Я говорю серьезно. Огюстен насмерть сражен тобой, отнесись к нему бережно. Он не похож на других мужчин, с которыми ты играла. Он ранимый.

— Ранимый! Чувствительный! А я, по-твоему, какая? Говори!

— Бесчувственная, — не колеблясь ответила Мэгги. — И ты ошибаешься, я очень тебе благодарна.

— Правда? — заулыбалась Беранж. — Я рада, принцесса. Знаю, мои методы ты не одобряешь, никогда не одобряла, но я устала видеть мою бедную принцессу грустной. Я просто обязана была что-то предпринять. Твой Огюстен мне очень понравился. Тебе известно, что он рыжий весь целиком? — Смущенная Мэгги нервно рассмеялась, к счастью, француженка быстро переменила тему. — А теперь скажи, где твой Джерри? Как он воспринял новость, что ты свободна?

Мэгги нахмурилась. Она начинала сожалеть о третьем выпитом бокале шампанского. Может, попытаться съесть запеченную устрицу?

— Он еще не знает.

— Не знает? — Беранж захлопнула веер, направив его прямо в нос подруги. — Кто теперь с кем играет, Маргерита? Ты обязана ему сказать. Раз никакого жениха у тебя больше нет, пора решаться. Ты хочешь своего герцога или нет?

— Конечно, хочу! Только…

— Не надо говорить мне, как ты недостойна его и какая ужасная герцогиня из тебя выйдет. Я устала слушать. Он считает, что ты будешь хорошей герцогиней, только это имеет значение.

Оглянувшись, Мэгги поискала, куда бы сесть, но все стулья и мягкие диванчики были заняты.

— Беранж, у меня не было возможности сказать ему, потому что я его не видела. Он уехал в Йоркшир и пока не вернулся. Честно говоря… я вообще не знаю, вернется ли.

— Пока не вернулся? Наверное, встретил там некоторое сопротивление…

Мэгги перестала искать место для отдыха и ошеломленно повернулась к Беранж.

— Сопротивление? — удивилась Мэгги. — Что ты имеешь в виду?

Беранж щелчком открыла веер и стала энергично обмахиваться, не глядя на нее.

— Где этот мальчишка с шампанским? Я умираю от жажды. Здесь слишком жарко.

— Беранж, — сурово начала Мэгги, но ее схватил за руку Огюстен.

— Маргерита! — воскликнул он, в волнении не замечая Беранж. — Он здесь! Он наконец-то приехал.

Сердце у Мэгги подпрыгнуло, она затаила дыхание и медленно повернула голову в ту сторону, куда указывал Огюстен. Стоявшая рядом Беранж замерла. Шум стих, толпа гостей расступилась, словно раздвинутая невидимой рукой. По образовавшемуся проходу шел мужчина, высокий, с гордо поднятой головой и многозначительной улыбкой на губах…

Мэгги уже видела где-то идущего к ней человека. Но это не Джереми! Сердце опять забилось в привычном ритме, она выдохнула, ощущая легкую тошноту, и попыталась вырвать руку из цепких пальцев Огюстена.

— Бог ты мой! — тихо произнесла Беранж. — Это принц Уэльский!

Мэгги посмотрела на него внимательнее и поняла, что француженка права. Грузный мужчина с большим животом, одетый так, словно направлялся в театр, но по пути решил заглянуть в галерею, за его руку цеплялась женщина, которую Мэгги также узнала, хотя ни за что бы не приняла ее за принцессу Уэльскую. Принцесса явно злоупотребила белилами, румянами и в избытке украсила свой наряд перьями марабу.