Джейн не знала, то ли ей злиться, то ли смеяться.

— А если я передумаю?

— Мы оба знаем, что ты слишком горда, чтобы дать задний ход. Если хочешь, чтобы я закрыл глаза, скажи.

— Как будто ты их закроешь.

Но почему она придает всему этому такое большое значение? Для умнейшей женщины она ведет себя как минимум глупо. Черт бы его побрал. Почему он просто не вырвал халат из ее рук и не поставил на этом точку? Так нет же. Слишком это просто. Вместо этого он лежит с воинственными искорками в серых глазах и ждет, чтобы она проявила характер. Джейн начала заводиться. Проверять-то надо его, а не ее. Ему требовалось что-то доказывать, вот и пришло время дать ему шанс.

Она закрыла глаза и выронила халат.

Мертвая тишина.

Десятки мыслей роились в ее голове, одна страшнее другой: он возненавидел ее тело, он упал в обморок, увидев ее бедра, ее живот вызвал у него отвращение…

Больше она сдерживаться не могла. Да он червяк! Хуже червяка. Что он за мужчина, если у него вызывает отвращение тело женщины, вынашивающей его ребенка? Таким на земле не место!

Ее глаза открылись.

— Я это знала! Я знала, что ты возненавидишь мое тело! — Она уперла руки в бока, промаршировала к кровати, впилась в него взглядом. — К твоему сведению, господин хороший, все эти хорошенькие киски с роскошными формами из твоего прошлого не могли отличить лептон от протона, и если ты думаешь, что я буду вот так стоять и ждать, пока ты прикинешь объем моих бедер, то тебя ждет жестокое разочарование. — Ее обвиняющий палец выстрелил ему в грудь. — Именно так и должна выглядеть взрослая женщина. Это тело создано Богом для выполнения определенных функций, а не для того, чтобы на него таращился какой-то болван, которого могут возбудить только девчушки, еще играющие в куклы!

— Черт. Теперь мне понятно, что первым делом мне следовало заткнуть тебе рот кляпом. — Одним движением он уложил Джейн на кровать, перекатился на нее, накрыл ее губы своими.

Страстно и яростно поцеловал. Поцелуй длился долго. Сначала губы, потом грудь, живот, ямочки под коленями, несколько остановок по пути. Раздражение Джейн растаяло как дым, уступив место желанию.

Она не знала, когда он успел избавиться от одежды. Но вскоре ее руки ласкали сильное, мускулистое тело. Для человека действия любовником он был очень неторопливым, и этот день не стал исключением. В ярком свете он утолял свое любопытство, исследуя каждый дюйм ее тела, переворачивая так и этак, на свет, против света, пока она не взмолилась:

— Пожалуйста… я больше не могу.

Он поелозил губами по ее соску и хрипло прошептал во влажную от пота кожу:

— Сможешь, мы еще только начали.

Она наказала его, начав мучить собственным ртом, уже хорошо зная его чувствительные местечки. Но его страсть только подогревала: когда он улегся на нее и овладел ею, она кончила практически мгновенно.

— Видишь, что ты наделал, — пожаловалась она, вернувшись на землю.

Серые глаза грозно смотрели на нее, голос дрожал от сладостной угрозы, когда он глубоко вогнал своего «молодца».

— Бедняжка. Придется мне начинать все сначала.

— Мне это ни к чему, — солгала она.

— Тогда закрой глаза и думай о чем-нибудь еще, пока я не кончу.

Она рассмеялась, он поцеловал ее, и тут же они растворились друг в друге. Никогда она не ощущала себя такой свободной. Скинув одежду, она сдала последний оборонительный рубеж.

— Я тебя люблю, — прошептала она. — Я так тебя люблю. Он целовал ее в губы, словно слизывая слова.

— Сладкая… Моя сладкая. Такая прекрасная…

Их тела поймали общий ритм, они вместе поднимались все выше и выше, один за другим преодолевая разделявшие их барьеры. А поскольку он любил ее телом, она уже безо всякого сомнения знала, что он любит ее и сердцем. Иного быть не могло, и осознание этого забросило ее на заоблачную вершину. Вместе они познали райское блаженство.

Следующие несколько часов они то одевались, то раздевались. Он позволял ей ходить в одних синих шлепанцах. Она разрешала ему накинуть полотенце. Только повязать им не бедра, а шею.

Перекусили они в постели, дольки апельсина приняли активное участие в их любовных играх. Потом они вместе принимали душ, она опустилась перед ним на колени, под струящейся водой обхватила его конец губами и «терзала» до тех пор, пока они оба не обезумели.

Они не могли насытиться друг другом. Она чувствовала, что появилась на свете с одной целью — ублажать этого мужчину, наслаждаясь той радостью, что дарил ей он. Никогда ее так не любили, никогда не испытывала она такой уверенности в своих женских чарах. Она ощущала себя умной и сильной, нежной и отдающейся без остатка, полностью удовлетворенной и, хотя он не произнес этих слов, абсолютно убежденной в том, что он ее любит. Потому что эмоции такого накала не могла источать только она.

Отъезд он откладывал до самого последнего момента. Оставшегося времени едва хватало на дорогу до аэропорта. Когда джип покатил по подъездной дорожке, она улыбнулась, обхватив себя руками.

Дальше все будет хорошо, подумала она.

Лучший кантри-бенд Теларозы, штат Техас, великолепно играл тустеп, но Кэл отклонил предложения потанцевать и красотки из группы поддержки «Далласских ковбоев», и роскошной светской львицы из Остина. Танцевал он неплохо, да только выходить на танцплощадку не хотелось, и не потому, что на поле для гольфа в этот день у него не сложилось. Депрессия навалилась на Кэла, черная, как ночь в горах.

Причина этой самой депрессии восседала рядом с ним и выглядела слишком уж радостно для человека, которому пришлось оставить футбол. Светловолосая малышка, уже с задатками пожирательницы мужчин, уютно устроилась на сгибе его руки, аккурат там, где полагалось лежать футбольному мячу. По наблюдениям Кэла, Уэнди Сюзан Дэнтон покидала руку папашки, лишь когда тот махал клюшкой для гольфа или позволял матери покормить ребенка.

— Грейси показала тебе новую пристройку к дому? — спросил Бобби Том Дэнтон. — С появлением ребенка мы решили, что места у нас маловато. Опять же пусть Грейси и выбрали мэром Теларозы, кабинет ей нужен и дома.

— Грейси все мне показала, Би Ти. — Кэл оглядывался, выискивая повод ретироваться, но не находил ничего подходящего. Ему пришло в голову, что несколько минут, проведенных наедине с женой Би Ти, Грейси Сноу Дэнтон, стали приятным исключением из всего уик-энда. Бобби Том в это время очаровывал спортивных репортеров, Уэнди, естественно, сидела у него на руке, так что Кэлу не приходилось смотреть на радостное, шебуршащееся существо и видеть собственное будущее.

А вот мама Уэнди Кэлу очень даже понравилась, хотя едва ли кто мог представить себе, что такой легендарный спортсмен, как Бобби Том, женится на самой обычной женщине. Раньше-то он окружал себя роскошными девахами, а мэр Теларозы не могла похвалиться внешними достоинствами. Конечно, симпатичная, приятная в общении, но не более того. А еще чувствовались в ней прямота и искренняя забота о людях. Чем-то она напоминала профессора, хотя не страдала ее привычкой внезапно выпадать из разговора, обдумывая некую теорию, понять которую могло не больше десятка людей на всей Земле.