и до Тима-то еле добрался. Так устал, что с дивана без посторонней помощи вряд бы ли встал. Но вот как раз уйти домой из ТХ-19 – вообще не проблема, когда ты там не один, а с другими Ловцами. И один из них – Самуил (Шала Хан).

Лейн, осень 1-го года Этера

На остановке трамвая Анн Хари сказал Шала Хану:

– Спасибо, дальше мы сами. Нормально все будет, доедем, дойду.

– Естественно, все будет нормально, – кивнул Шала Хан. – Доедете и дойдете. Но если не возражаешь, я лучше вас провожу. Вдруг твоя кошка боится ездить в трамвае? Перепугается, вырвется и ну по всем вагонам скакать.

– Да вряд ли. Чего там пугаться. Трамвай себе и трамвай.

– Пока не попробуешь, не узнаешь. Если что, вдвоем будет проще ее ловить.

– Ты прав, – согласился Анн Хари. – Я в этом деле неопытный, никогда не ловил котов. Только книги, но с книгами проще: стоят спокойно на полках, бери и иди.

– Ребята из Шиматочи рассказывали, что там появились подпрыгивающие книги, – оживился Шала Хан. – Специальные подарочные издания для детей. Прикасаешься к обложке, а книга – прыг! Как лягушка. Теперь-то все наши привыкли, а поначалу сами подпрыгивали, к полному удовольствию продавцов.

– Шиматочи – это же в ЖЫ-10? Шикарное место! – улыбнулся Анн Хари. – Я там на практике после седьмого, кажется, курса был. Только не в Шиматочи, а в Монди, столице Северного континента. И сразу решил, что хочу это направление, даже взял все местные языки, благо их всего шесть, включая общий сакрально-переговорный для бизнеса и молитв. Но потом передумал. Мне в ЖЫ-10 понравилось все, кроме собственно книг.

– Ну так да, – согласился Шала Хан, – с литературой у них не очень. Почти как в Хой-Броххе: скучные книги, хорошая жизнь. Есть популярная теория, что это взаимосвязано – чем выше качество жизни, тем ниже уровень книг.

– Да ну нет же! – воскликнул Анн Хари. – У нас… у них… Ай, неважно. Короче, те книги, которые вам давала Юрате, отличные. И жизнь в той реальности была… не была, но была – зашибись.

– Да я сам больше не согласен с этой теорией, – кивнул Шала Хан. – Нет прямой корреляции. И простых объяснений нет. Отойди от рельсов, пожалуйста. Трамвай подъезжает, он уже почти здесь.

– Во я даю! – изумился Анн Хари. – Натурально как пьяный. Хуже пьяного! Не заметил, что на рельсах стою.

– С учетом всего, о чем я не знаю, вполне нормально. Держишься молодцом, – усмехнулся Шала Хан, аккуратно придерживая его за плечи. – Давай, заходи осторожно. Вагон почти пустой, повезло.

Кошка, оказавшись в трамвае, не попыталась удрать, даже не стала мяукать. Только еще шире вытаращила глаза.

– Ты извини меня, – сказал Шала Хану Анн Хари, когда тот усадил его у окна и сам устроился рядом.

– За что тебя извинить?

– За то, что ты ничего не знаешь, потому что я ничего толком не объяснил. Я просто не представляю, как все это описывать. С чего начинать. Что можно рассказывать, а о чем пока лучше молчать. И какими словами…

– Какими словами молчать, – подхватил Шала Хан. – Понимаю. Я же был там. И Та Ола, и Дилани Ана. Мы гуляли с Юрате и случайно туда забрели. Нет, «забрели» неудачное слово, просто реальность вокруг нас изменилась. Все стало совершенно иначе, включая погоду и настроение, как бывает в момент Перехода. Только без Перехода. Скажем так, без того, что я привык считать Переходом. Не представляю, что это был за процесс.

– Ого! То есть там можно оказаться случайно? Просто гуляя по городу? Ну и дела.

– Юрате сказала, так иногда бывает. Изредка. Не по заказу. Нам в тот раз повезло. И теперь я тоже не знаю, какими словами нашу прогулку и обед у Тетки даже наедине с собой вспоминать.

– «Голод и тетка»? – обрадовался Анн Хари. – Отличное место! Лучшая пицца в городе. Я часто у них обедал, когда… никогда… пока там был. Кстати, целых четырнадцать лет, если считать, сколько раз мы встречали там Рождество; правда, я не уверен, что наши праздники совпадали хоть с каким-нибудь календарем. Но четырнадцать лет вполне похоже на правду – и по внутреннему ощущению, и по тому, сколько я там сделать успел. А в Лейне, пока я отсутствовал, прошло всего три года и сколько-то дней. Время творит, что хочет. Подозреваю, что когда живешь в невозможной реальности, дома может пройти и два дня, и тысяча лет. Мне повезло, пропал всего на три года. И всех знакомых-приятелей, вернувшись, застал в живых. Друзей-то у меня тогда толком не было. Я не умел дружить. А там, нигде, тогда, никогда – научился. Мне сейчас кажется, это было важнее всего. И еще что я оказался художником. Вдохновенным и очень счастливым, невзирая на непростые, скажем так, обстоятельства.

– Почему-то это легко представить. Я имею в виду, тебя в роли художника. Как будто всегда о тебе это знал.

– Спасибо. Вот тебе за это самая главная тайна: картина, которую нашел Отто, – моя.

– Ну ни хрена себе новости, – присвистнул Шала Хан. – Причем теперь так и тянет сказать: «Я это сразу понял». Хотя не понял я тогда ни черта.

– Да я сам ни черта не понял, – усмехнулся Анн Хари. – До сих пор. И вспомнил не все, даже не половину. Разрозненные фрагменты. Но знал бы ты, как я этим фрагментам рад! Я же все это время подозревал, что со мной случилось нечто ужасное. Поэтому ничего и не помню. Психика наотрез отказалась с такой информацией сосуществовать. Или хуже того, это я сам был ужасный. Трус, злодей и предатель, какие только в книжках бывают. Или кровавый маньяк-потрошитель. Или такое чудовище, что в нормальном состоянии даже вообразить не могу.

– Просто ты читал слишком много Стивена Кинга, – сочувственно сказал Шала Хан.

– Совершенно с тобой согласен. Я же все его переводы сам редактировал и доводил до ума. В ТХ-19 в подобных случаях говорят: «карма такая». Точно она!

Переглянулись и рассмеялись. Задремавшая было Бусина проснулась и что-то недовольно пробормотала. Больше похоже на «вашу мать» по-русски, чем на нормальное «мяу».

– Все так странно, – сказал Анн Хари, когда они вышли в Козни, на конечной, на трамвайном кольце. – Вроде бы только вчера отсюда уехал. Вечером! Меньше суток назад. А кажется, годы прошли. И все изменилось. Хотя понятно, что изменился я сам.

– Так еще бы! – кивнул Шала Хан. – Те четырнадцать лет, о которых ты вспомнил, для тебя и прошли. И глаза стали глазами художника, которым ты тогда был. Все логично. А что логика нелинейная, не проблема для тех, кто лекции на философском слушать ходил.

– Я, кстати, редко ходил, – признался Анн