Она что-то буркнула и стремительно прошла мимо, задев меня плечом. Я повернулся к ее деду:

– Она ведь знает, что я должен добраться живым?

– О да. Но вот послушается или нет… – Старик пожал плечами.

Я забрал свое оружие и, прежде чем последовать за ней, уверился в том, что все клинки рассованы по местам.

Когда я вернулся в «Тень Ангела», восток уже посветлел. Я потер глаза и подумал об очередном ахрами, но счел за лучшее обойтись. Я достиг стадии, когда оно не поможет и только разбудит без ясности в голове. А я надеялся поспать.

И еще – избавиться от мрачной убийцы, гордо шагавшей рядом.

Когда мы дошли до гостиницы, Ариба остановилась в тени у ворот, не заходя во двор.

– Тебя здесь не тронут? – осведомилась она из-под тряпицы тоном порочным и одновременно безразличным.

Я огляделся. Хозяйский сынок перетаскивал столы от стенки, готовя двор к новому дню. Что-то клевали цыплята, и мне были видны распахнутые окно и боковая дверь кухни. Из трубы, что торчала подальше, поднимался дым.

Птицеловки не было видно, но это хорошо – ее работа в том и заключалась, чтобы бдение оставалось незримым. Сугубо для порядка я изучил линию крыши и увидел очертания головы и плеча, торчавших над конюшнями. Силуэт шевельнул рукой, подав сигнал, знакомый мне с Илдрекки. В следующий миг фигура исчезла.

– Все будет в порядке, – ответил я.

Долгая пауза: Ариба изучала меня, двор и Ангелы знают что еще.

– Это неправильно, – изрекла она наконец.

– Прошу прощения? – Моя рука потянулась к рапире, а глаза быстро обшарили улицу.

– Деду не следовало тебя отпускать.

Ах это? Я расслабился, но сразу передумал и положил руку поближе к кинжалу, чем к рапире. Ариба была слишком горяча, приди ей вдруг в голову «исправить» ситуацию.

– Ты можешь быть очень ценным для нас, – произнесла она, взглянув на меня снова. – Он считает иначе, но я-то знаю.

Ее глаза, сидевшие близко к узкому носу, были большими, темно-карими и подведены тенью. Под тканью проступали скулы. Все это вкупе с порочностью голоса, не говоря о выпуклости, которую я заметил под свободным одеянием…

Я моргнул. Дрот, очнись. Это убийца. Она порадуется при виде твоего трупа.

– Мы разговаривали при тебе. – Я кашлянул. – Ты слышала: я даже при желании не могу показать, как вижу то, что вижу.

– Я говорю не о желании, а о необходимости. Нам нужно противостоять Львам, лучшим из них… чтобы восстановить нашу гордость. Ты можешь помочь.

Я отметил, что она принялась рассеянно водить большим пальцем по серебряному кольцу на среднем. То же самое было в пустом помещении, когда старик спорил с ней и упомянул ее мать. Старые раны? Досада? Что-то еще?

Так или иначе, я буду дураком, если не воспользуюсь этим.

– У вас с дедом много разногласий, насколько я понимаю?

– Мы ладим достаточно хорошо.

– Но не когда речь заходит обо мне.

– Существуют йазани, – она подступила ближе, – которые умеют месяцами сохранять живыми человеческие органы – палец, ухо, ступню, сердце. Они используют их для магии и алхимии. Как ты думаешь, сколько времени они могут хранить целым и невредимым человеческий глаз? Наверно, достаточно, чтобы узнать его тайны?

– Это если считать, что магия заключена в моем глазу. Кто ее знает! Я же сказал твоему деду, что понятия не имею, как она действует. Лишить меня глаз может быть вернейшим способом лишить и магии.

Ариба сдвинула брови. Она явно не ожидала такого спокойного отношения к своей угрозе. Но я ее не винил, меня стращали лучшие из лучших.

– Меня больше интересует другое, – продолжил я. – Сколько времени у них проживет голова ассасина? Потому что если ты попытаешься ответить на свой вопрос при помощи тех йазани, то я клянусь, что у них будет шанс ответить на мой.

Мы долго рассматривали друг друга: она оценивала меня; я платил тем же, по ходу стараясь не затеряться в ее взгляде. Наконец Ариба изогнула тонкую бровь и фыркнула.

– Ты все-таки слишком ценный, Меченый, чтобы тебя убить, – признала она.

Я провожал ее взглядом, пока она не скользнула в тень. Затем пересек двор и вошел в гостиницу.

Немногочисленные местные сидели за столами и заканчивали завтрак. Несколько человек подняли на меня глаза, но большинство смотрело в тарелку. Не было ни людей Тобина, ни Птицеловки. До первых мне не было дела, я находился не в том настроении, чтобы общаться с выводком кудахчущих актеров, но от компании Птицеловки не отказался бы. Сейчас мне остро не хватало ее – чтобы была рядом, бранилась, шипела и в конце концов усвоила новости, с которыми я пришел. Возможно, причина была только в месте и часе, но мне вдруг отчаянно захотелось разделить бремя.

Как бы я ни устал, я не мог не отметить, что желудок уже пытается проесть дыру в хребтине. Я подошел к стойке и знаком велел принести того, что у них там было на завтрак. Затем привалился к ней спиной, утвердился локтями сверху и позволил себе расслабиться.

Охотники за джиннами? Какие, к черту, виды у кучки охотников за джиннами на меня, не говоря о моем ночном зрении? Дело казалось достаточно скверным, когда я считал их некими ассасинами, одетыми в тень, но теперь… Теперь мне приходилось гадать о связи между моим темным ви́дением и таковым у джиннов, или их погонщиков, или кем там, будь они прокляты, являлись Львы Арата. Если отбросить тот факт, что старый убийца меня отпустил, то я ни на секунду не верил в случайность того, что глиммер нейяджинки обманывал и зрение Львов, и мое собственное. Мой ограниченный опыт подсказывал, что в магии не бывает таких совпадений: нежданный глиммер обычно ухудшает ситуацию, а не наоборот. Это могло сколь угодно не нравиться мне, но представлялось вполне вероятным, что если между зрением моим и Львов Арата и не было прямой связи, то сходство оставалось разительным. Сходство, которое вполне могло указывать на джанийскую магию и джиннов.

Джинны.

Проклятье, Себастьян, как ты разжился нашим ночным зрением? И где?

Девчонка-служанка едва не напугала меня, поставив у моего локтя тарелку. Я повернулся, чтобы забрать ее, и улыбнулся. Каша была приготовлена по-илдреккански; она благоухала и рисом, и козьим молоком, и медом, и кориандром. В животе заурчало при воспоминании о доме. Взяв тарелку и роговую ложку, которую она положила рядом, я направился к лестнице.

Ну что же, одно было ясно наверняка: если я не считал мое ночное зрение удачным совпадением, то так же думал и дед Арибы. То, что он меня отпустил, означало только, что задерживать пока не имело смысла. Я не питал никаких иллюзий и знал, что не покончил ни с ним, ни с его внучкой, ни с их интересом ко мне. Никто не нарушает контракт и не мочит четверых боевиков местного Туза лишь для того, чтобы позволить уйти человеку, ради которого рискуешь людьми. Нет, он затеял долгую игру, но я пока не знал, какая роль отводилась мне – орудия или мишени.