После убийства посла в Мадриде, в течение двух недель, от имени президента Франции всем главам иностранных государств, с которыми Республика поддерживала контакты, и главам колониальных провинций были разосланы ноты, в которых рассказывалось об обстоятельствах преступления и, в частности, говорилось следующее:

«Посол Французской Республики есть лицо неприкосновенное. Со своей стороны Республика гарантирует неприкосновенность на территории Франции дипломатических представителей других государств.

Учитывая, что посол на территории иностранного государства защищен только силой авторитета собственной страны, чудовищное преступление испанской короны есть не только вызов Франции, это попрание всех норм взаимного сосуществования в Европе различных государств. Своим безбожным и бессмысленным поступком Испания как государство лишила себя права на существование.

На основании вышеизложенного постановляю:

Принять объявление Испанией войны.

Считать ее тотальной войной на уничтожение Испании, с ликвидацией испанской монархии и полной аннексии ее территории, включая колонии.

Выдворить из страны всех подданных испанской короны.

Конфисковать все имущество испанской короны и ее подданных во Франции, если таковое имеется.

Принять меры к аресту бывшей королевы Франции Марии Терезии Габсбургской, в случае ее бегства на территорию других стран требовать выдачи любыми средствами, вплоть до объявления войны.

Захватывать или уничтожать на море или в портах любые корабли, принадлежащие испанской короне или испанским торговым компаниям.

Сего дня, 22 сентября 1669 года.

Президент Французской Республики

Шарль де Голль».

Грозное сообщение уже попало к Вильгельму Оранскому и монархам ближайших к Парижу стран, а также в испанскую армию. Часть экземпляров еще путешествовала к адресатам со скоростью парусников или конных посланников, когда получившие его главы государств задумались, отчего столь грозна реакция французов. Убийства послов встречались и раньше, хотя и не в такой грубой и нарочитой манере, тут Мария проявила дурной тон. Казнь посланника характерна для диковатого Востока, но не просвещенной Европы. Это признанный повод к войне, не более.

На самом деле, Госсовет Франции решил, что у Республики не остается другого выхода для устранения угрозы с юга. Кроме того, габсбургской Испании и так приходил конец, поэтому при разделе испанского наследства миссионеры получат наиболее ценные призы. Те, что не смогут освоить сами, передадут нынешним или потенциальным союзникам. В результате политических хитросплетений два азиата в бронескафах засели перед испанским военным лагерем и мысленно поделили его на квадраты.

В 4.55 Вонг Лу еще раз проверил углы вертикальной и горизонтальной наводки по тактическому компу скафа и сбросил их через коммуникатор фон Бокена командиру артдивизиона. В 5.00 утреннюю тишину расколол одиночный выстрел, и у частокола расцвел цветок из огня и мокрой земли. Вонг увидел, что второго пристрелочного выстрела не требуется, передал поправку, и в лагере испанцев воцарился ад.

Считая количество залпов, Вонг вводил новые поправки, перенося огонь на следующие квадраты, делая избиение систематическим и беспощадным. Он рассчитывал на сотню выстрелов на каждый ствол. Расходовался практически весь запас фугасов с меланином, кроме НЗ.

Артиллерия вела огонь как на учениях. У противника не было средств, чтобы накрыть ответным огнем французские батареи. Впервые в истории планеты орудия вели огонь по целям, невидимым канонирам, а Вонг и Чонг осваивали профессию корректировщика артиллерийского огня.

В лагере творилось нечто несусветное. Беспорядочно метались десятки тысяч людей и тысячи лошадей, гремели взрывы, горели повозки. Если бы кто-либо смог уяснить порядок артподготовки, то увидел бы, что снаряды наиболее кучно поливают одно место, а потом переносятся на другое. Но так как отдельные взрывы выпадали и даже вспахивали землю за территорией лагеря, в самой гуще событий этого было не разобрать.

Не было ни блиндажей, ни окопов, иначе бы трехдюймовки не смогли нанести серьезного ущерба. Но испанцев защищали только молитвы, сегодня они были слабы перед неумолимо несущейся смертью калибра семьдесят пять миллиметров. Едкий смрад шимозы перекрыл амбре солдатского стойбища. К нему примешивался тонкий запашок свежего мяса от тысяч и тысяч разорванных человеческих и конских тел.

К концу артподготовки частокол во многих местах был снесен, на кольях лежали трупы, по ним неслись обезумевшие люди и животные, разбегаясь по равнине. Правильной войны по Юлию Цезарю не получилось. Римский император и полководец всегда смотрел вперед, испанский командующий ориентировался исключительно на примеры многовековой давности.

Некоторым из испанцев, наиболее хладнокровным и сумевшим поймать коня, чтобы немедленно дезертировать, удалось скрыться. Остальным пришлось хуже. Зажатые с двух сторон рекой, они не могли бежать в направлении вдруг показавшихся такими привлекательными Пиреней. Через полтора часа две другие стороны начали перекрываться отрядами спешившихся драгун, пулеметными тачанками и батареями семидесятипятимиллиметровок, готовящихся к стрельбе прямой наводкой. Резервный батальон остался в седле, чтобы ликвидировать прорыв, если таковой вдруг случится.

Потери испанцев исчислялись десятком или двумя десятками тысяч погибших, сейчас их было сложно оценить, многие из живых были ранены, больше половины оглушено или контужено, деморализованы были все. У республиканцев разорвало одно орудие и сдетонировала одна подвода, шимоза не преминула проявить дурной характер. Четверо погибших и двое контуженых, норма потерь для учений, а не для боя. Но бой не закончился.

Французы, не торопясь, охватили испанцев полукольцом. Драгуны построились. На полк приходилось порядка километра полосы наступления шеренгой по три. ПКМ сняли с тачанок, каждый пулеметный расчет приготовился перемещаться в направлении наступления перебежками, с очередями на остановках. Артиллеристы получили приказ самостоятельно определять цели, хотя десантники продолжали им помогать.

Под частое гроханье одиночных разрывов испанцы отдельными кучками пытались также построиться в боевой порядок. Их было еще очень много, в разы больше, и соберись они вместе, невзирая на потери, да устремись на врага, они, возможно, просто продавили бы массой редкие цепи драгун. Тогда пришлось бы добивать их бластерами. Но организовать толпу в войско уже было нереально.

Большинство французских солдат впервые участвовало в бою. Но приемы движения с оружием, огонь повзводно и поротно с коротких остановок, они успели освоить неплохо. Вот только со строевой на плацу было похуже, что в реальном сражении не играло ни малейшей роли.

Камуфляжная удавка, плюясь винтовочными залпами и пулеметными очередями, сжимала обреченную толпу. По приказу Вонга замолчала артиллерия, чтобы драгуны не попали под дружественный огонь. Часть испанцев, еще оставшаяся в живых, побросала оружие и попадала ничком на землю, остальные повалили в реку. У кого не было на себе оружия, снаряжения или панциря, имели шанс выбраться на противоположный берег, остальные тонули тысячами. Драгуны вышли на берег, обойдя сгоревший лагерь, и дали несколько залпов в спины убегающих на западном берегу. Битва закончилась. Испанская армия вторжения прекратила свое существование.