Кай задумчиво рассматривал свой пистолет. Проверил предохранитель, обойму и определил оружие в наплечную кобуру. Принялся прилаживать эту сбрую на себя. Разложил по карманам мелкое барахлишко. На мозаичной крышке стола остались лишь темного цвета орешек на шнурке — Шептун, бес худых тайн, да небольшая металлическая фляжка с коньяком.

Шептуна Кай сунул в карман, а остатки коньяка разлил в пару мини-фужеров, взятых из встроенного в стенку бара, предварительно выдув из них пыль. Пыли той, видно, пошел не первый уж год...

— Извините, что не предлагаю вашим... нашим сотрудникам поднять бокал за знакомство, — он в смущении пожал плечами. — Но раз уж вы говорите, что они у вас чужды такому греху, то... То — за тех, кто остался там — на борту «Ганимеда». За то, чтобы встретились нам живыми.

— За них, — согласился Ким.

— Все как в страшной сказке. Кажется, Синдбад в одном из своих странствий никак не мог уйти от какой-то скалы. Все время его путь заворачивал к ней... У нас — та же притча, — констатировал Кирилл.

— Не хочу сказать ничего дурного в ваш адрес, капитан, — подобрал наконец нужные слова Смольский, — но не могли бы вы объясниться поточнее относительно того места, куда завели нас? Что это за Ловушка такая? И как из нее выбраться? Если, разумеется, вы вообще собираетесь из нее выбираться...

— Присаживайтесь, — махнул рукой Листер. — Благо, камней вокруг хватает... — И, подавая пример, устроился на плоской слоистой глыбе.

— Я сам только недавно почувствовал, что нас «водит», — устало объяснил он. — Должно быть, меня как-то притягивают подобные вещи... Точно так же было и в прошлый раз.

— Это вдохновляет, — без особого энтузиазма в голосе заметил Смольский. — Я уже заметил, что вы в этих краях не впервой. И раз вышли живым из этого капкана прошлый раз...

Тут он осекся.

И Листер и Кирилл глядели на него какими-то остекленевшими глазами, словно он сморозил нечто невероятное. Оскорбительное...

— Эти... — кэп почувствовал странность возникшей паузы и попробовал заполнить ее, — эти... штуки смастерили давно... Может быть, даже и не сами ранарари, а те, кто их самих — ранарари — завез на Инферну.

— Э-э... гм, — заметил на это Смольский.

С этой гипотезой он был знаком — раз уж берешься писать о Фронде, воленс-ноленс приходится поднабраться знаний и об Инферне и ее обитателях. У теории инопланетного происхождения «чертей»-ранарари были неплохие основания для того, чтобы числиться в ряду вполне научных теорий — уж слишком мало напоминали ранарари любых других известных земной науке обитателей Инферны. С той, впрочем, важной оговоркой, что известно земной науке о фауне Инферны было не так уж и много. А о ее палеофауне — вообще ничего.

— Ловушки эти были предусмотрены для каких-то естественных врагов ранарари, — продолжил Листер. — Может быть, для неких разумных обитателей планеты, которых ранарари вытеснили и от которых даже следа не осталось. Кроме самих этих Ловушек. Они и простаивают здесь веками... А теперь в них хорошо стали ловиться люди, может быть, потому, что они сильно напоминали тех, для кого этот огород городили...

— А что люди вообще делают на этом Аш-Ларданаре? — поинтересовался Анатолий. — Зачем их сюда заносит?

— За Камнями, — словно имея в виду нечто очевидное, пожал плечами кэп.

И видя, что собеседники явно не в курсе дела, уточнил:

— Продавцы Камней. Камни и «пепел» — это две вещи, на которых на Инферне можно делать большие деньги. Ладно, попытаемся все-таки выбраться отсюда. Еще раз...

* * *

Негра — его звали Доминго, как потом пояснил Микису Рога, — они таки потеряли. Непонятно — когда и где. Случилось это во время очередного приступа беспамятства, навалившегося на Палладини. Скорее всего негр недобрал желтого противоядия, и газ или аэрозоль, обрушенные на «стервятников» и их пленников, сделали свое дело. Сам Микис чувствовал себя ходячим покойником. Дважды его почти в буквальном смысле слова вывернуло наизнанку. Так что, когда, затащив его в узкую расщелину, края которой чуть ли не сходились над их головами, Рога объявил наконец привал, владелец «Риалти» без слов рухнул в сырой мох, уподобившись груде тряпья. На некоторое время он утратил способность издавать хоть какие-то звуки, кроме сдавленных всхлипов и придушенного стона. Больше всего ему хотелось провалиться в бездну беспамятства, но капризный бог сна не был милостив к нему — тошнота после двойного — газом карателей и противоядием Роги — отравления волнами накатывала на него, да время от времени его начинало неудержимо колотить малярийной дрожью и сводить болезненной судорогой.

Рога тоже выглядел неважно — насколько можно было разглядеть в проклятой темноте. Во всяком случае, двигался он с трудом, а говорил перхая и запинаясь.

— В принципе, — констатировал он, — мы легко отделались. Ранарари могли нас и проморгать в этом месиве... Или наоборот — могли из огнеметов шарахнуть. Но они обычно пускают эту свою парализующую дрянь. Чтобы, значит, не угробить кого не надо...

— А они — ранарари — что, — с трудом выдавил из себя Палладини, — воюют со «стервятниками»? Или с вами — с Продавцами? Что это вообще за налет такой был? Ведь ты сказал, что они... Что они Камни эти у вас покупают...

— Одни — воюют, — меланхолично ответил Рога. — Другие — покупают... Ранарари — они ведь разные...

* * *

Очередная попытка уйти прочь от странного нагромождения каменных столбов и плит, погруженных в вечную ночь, закончилась, как и предшествующие: из мглы перед ними снова вынырнул то ли храм, то ли капище. Тот же самый или точно такой же, как тот, к которому они выходили тогда — до наступления рассвета.

— Так что же нам остается? — с досадой спросил Смольский. — Ждать, пока кончится запас воды, и спокойненько отдать богу душу? Или сначала попробовать взорвать эти красивые столбики? Может, тогда эта идиотская магия поломается? Надо же ведь что-то делать, черт возьми?!

— Ни то и ни другое... — Кэп устало опустился на угольно-черный песок. — Вы уже поняли, что уходить прочь от Ловушки — бессмысленно... Мне кажется, что в этот раз... Что нам стоило бы попробовать поступить наоборот: не уходить от этих скал, а войти внутрь этого лабиринта. У меня ощущение, что где-то там — в самом его сердце — лежит выход. Или — ключ к выходу... Правда, вряд ли выход этот ведет на свободу...

— Так на кой же черт он нам тогда сдался?! — окончательно утрачивая последние остатки решпекта, вспылил Смольский.

Он уставился на самозваного руководителя их непонятного похода воспаленным, злым взглядом. Листер этот взгляд выдержал.

Смольский откашлялся:

— У меня такое впечатление, что вы уже начинаете заговариваться, капитан. Какой это, извините за выражение, выход, если он не ведет на свободу?

Листер набрал черный песок в пригоршню и пропустил его сквозь раздвинутые пальцы. Устало посмотрел на Анатолия: