Луиза Флорес строчит с бешеной скоростью, едва отрывая ручку от бумаги. Хочет записать все до мельчайших подробностей.

Говорю, что, когда приближалась к кровати Джозефа, половицы заскрипели, и глаза его резко распахнулись. Проснувшись, он порывисто сел на кровати, но страха во взгляде не было, только удивление.

– Ты как… – только и успел выговорить Джозеф, когда я со всей силы вонзила ему в грудь нож. Видимо, хотел спросить, как я выбралась из запертой комнаты. Но я не дала ему такой возможности.

Продолжаю рассказ. Глаза у Джозефа выпучились, рот широко открылся, а руки принялись лихорадочно нащупывать рукоятку ножа. Но прежде чем Джозеф успел за нее ухватиться, я выдернула свое оружие и нанесла еще один удар. Потом еще и еще. Всего шесть раз. Когда меня арестовали, объявили, что на теле Джозефа обнаружили шесть ножевых ранений.

Хорошо, что сказали. Этого я не знала. В ту ночь в спальню Джозефа и Мириам вообще не входила. Но что я знала точно, так это то, что к полноценной уголовной ответственности за преступление можно привлечь только человека от восемнадцати и старше. С Луизой Флорес, конечно, этими соображениями не делюсь. Мне было известно, что к шестнадцатилетним проявляют гораздо больше снисходительности. Особенно к подросткам вроде меня – тем, кто до этого ни в чем замечен не был. Если узнают правду, Мэттью не поздоровится гораздо больше, чем мне. Когда еще жила с родителями, на эту тему как-то вечером рассуждал папа. В новостях показывали какую-то жуткую историю про шестнадцатилетнюю девушку, убившую собственных родителей. Папа тогда сказал, что детям иногда сходят даже такие серьезные преступления, за которые взрослого человека без разговоров отправляют в тюрьму, а то и вовсе казнят. Помню, как спросила у папы: «Что значит «казнят»?» Папа сделал вид, будто не расслышал, и ничего не ответил, но я потом сама догадалась.

– А Мириам? – отрывисто спрашивает Луиза Флорес.

– Что – Мириам?

– Расскажи про нее.

– Мириам не проснулась, – отвечаю я.

Понятия не имею, проснулась она или нет, – я ведь этого не видела. Приходится сочинять на ходу. Говорю, что Мириам лежала рядом с Джозефом и крепко спала, пока я раз за разом втыкала нож Джозефу в грудь. Но Луиза Флорес так легко не успокаивается. Положив ручку на стол, берет диктофон и на всякий случай проверяет, работает ли он. Записалось ли мое чистосердечное признание.

– Тогда зачем ты убила и ее тоже?

От неожиданности даже слюной поперхнулась. С языка едва не срывается: «Мириам убита?» Но потом вспоминаю наш с Мэттью разговор, и тут до меня с опозданием доходит. Если бы Мэттью был на ее месте, он бы хотел, чтобы его кто-нибудь пристрелил. Все лучше, чем такая жизнь.

Значит, Мэттью это сказал не сгоряча.

Днем, пока Руби спит, хожу по квартире и собираю разбросанные вещи. Комбинезончики малышки, как попало раскиданные по подушкам дивана, гольфы Зои, брошенные у двери. Складываю все в переполненную корзину для белья. Потом направляюсь в спальню и снимаю с дверной ручки свой заношенный бюстгальтер. Беру сумку с грязными вещами, которую передал мне Крис в азиатском ресторане, и начинаю перебирать содержимое. Рубашки на пуговицах, скомканные брюки. Проверяю карманы – вдруг где-то завалялся колпачок от ручки или даже вся ручка? По опыту знаю – у Криса вечно карманы набиты всем подряд. Мелочь, пробки от бутылок, скрепки, старые салфетки… И тут рука натыкается на кое-что совсем другое. Еще не успев вытащить блестящую синюю упаковку, уже знаю, что это. Надпись «Для ее максимального удовольствия» действует точно пинок в живот. Согнувшись пополам, роняю корзину на пол. Из груди вырывается хриплый, отчаянный, утробный стон. Зажимаю рот ладонью, чтобы не закричать. Смотрю на синюю упаковку, лишний раз подтверждающую мои подозрения. Муж изменяет мне с Кэссиди Надсен.

Представляю эту парочку в дорогих отелях Сан-Франциско, Нью-Йорка, а теперь и Денвера. Воображаю, как они сливаются в экстазе на простынях из египетского хлопка. А в офисе, после того как все разойдутся, уединяются у Криса в кабинете и… Какой же я была дурой – верила во все его глупые отговорки! Крис ведь и по выходным в офис сбегал! То меморандум надо подготовить, то буклет для клиентов. Да-да, конечно. Ненормированные рабочие дни и нескончаемые командировки – очень удобное алиби. Жена даже не заметит, что муж крутит роман прямо у нее под носом.

Даже голова закружилась. Вспоминаю, как нехотя Крис признавался, что в поездке его будет сопровождать Кэссиди. Представляю, как в номере отеля любовнички весело посмеиваются над выдумками Криса и моей наивностью. Представляю, как их забавляет моя ревность.

Поездка строго деловая, клялся Крис. Командировка и ничего больше. Однако… Перебираю в уме все улики и доказательства. Телефонный звонок, на который Крис не ответил. Презерватив в кармане брюк. Теперь все ясно. Наконец-то я их прижала. Давно искала свидетельства измены и наконец-то нашла. Подхожу к комоду и вынимаю из верхнего ящика красивый комплект нижнего белья – нежно-розовый кружевной бюстгальтер и трусики. Некоторое время стою, устремив пристальный взгляд на эти вещи. Знаю, что теперь нужно делать, – сравнять счет.

Конечно, все, что рассказала Луизе Флорес об убийствах, – ложь от первого до последнего слова. Старуха дала мне чистый лист бумаги и велела написать признание своими словами. Пока выполняла распоряжение, она ходила по комнате, цокая каблуками по бетонному полу. Написала все в подробностях – и про большой нож, и про выпученные глаза Джозефа. Даже про Мириам кое-что присочинила. Мол, она крепко спала, но я ее все равно прикончила – не могла остановиться, и все. Пожимаю плечами и говорю:

– В Иллинойсе смертную казнь отменили.

Луиза Флорес резко останавливается и оборачивается на меня через плечо.

– Но ты свои преступления совершила не в Иллинойсе, а в Небраске. Так-то, Клэр, – произносит она.

Прекрасно знаю, что в штате Небраска убийцу могут приговорить к смертельной инъекции. Но высшая мера угрожает только совершеннолетним гражданам, совершившим предумышленное убийство. А тут умысел налицо – дождаться, когда предполагаемая жертва заснет, и пробраться к ней в комнату с ножом. Не хотела, чтобы Мэттью попал под суд, который еще неизвестно чем закончится. Ведь я знаю, что Мэттью пошел на это ради меня. С тех пор как он ушел, ни на секунду не переставала думать о нем. И днем, и по ночам. Лежала под одеялом в кабинете у мистера Вуда и тихо плакала, стараясь, чтобы хозяева не услышали. Где Мэттью сейчас? Все ли с ним в порядке?

Получив долгожданное письмо аж в двух экземплярах, и на бумаге, и на аудиозаписи, Луиза Флорес велит дежурной отвести меня обратно в камеру. Дива сидит на полу и распевает во все горло, отстукивая ритм на решетке длинными ярко-красными ногтями. Из-за стенки раздается вопль:

– Заткнись уже!

Сокамерница принимается расспрашивать, где я проторчала весь день. Молча укладываюсь на койку и с головой накрываюсь белой простыней. Закрываю глаза и вспоминаю все то, о чем не рассказала Луизе Флорес.