Обломок монетки подрагивал в такт ударам его сердца, всё слабее и слабее. Я оглянулась. Саранча была уже совсем близко. Я видела, как над головами понурых мертвецов покачиваются шлемы всадников — в такт шагам. Взревели рога; в их звуках было приказание, команда, и ритм шагов Саранчи сразу ускорился…

Моё запястье распухло, как булка. Я понимала, что не успею его вылечить, прежде чем накатит Саранча; на земле подпрыгивали мелкие камушки, будто капли на барабане.

Пальцы Максимилиана вдруг ожили, заскребли воздух, между ними запрыгали крохотные молнии. Принц-деспот повернулся, как кукла, воздел над головой огромный щербатый меч и что-то закаркал.

— Прекрати!

— Надо сражаться. Саранча…

Некромант с преогромным трудом поднялся. Обернулся лицом к наступающему войску, приложил руки ко рту — и завыл, так что у меня волосы встали дыбом. Серая морщинистая волна страха хлынула над головами мертвецов, отразилась от их войска, как от вогнутого зеркала, и затопила Саранчу.

Грохот шагов прервался. Восстановился. Прервался опять, превратившись в беспорядочный топот. Пот ручьями тёк у меня по спине, левая рука тряслась, правая висела плетью. Некромант сел на землю.

— Макс, отпусти их!

— Не могу.

— Можешь!

— Они уже… Часть меня… Зачем я… если бы я только знал! Нет надежды…

— Отпусти их!

— А Саранча?

— Отпусти, скотина, или я тебя на месте прикончу!

Я упёрла навершие посоха в его бледный, с зеленоватыми пятнами лоб.

— Но я ведь некромант, — прошептал он. — И надежды нет…

— Именем Оберона — отпускай!

Он зажмурился. Я всё равно продолжала видеть его глаза — веки так истончились, что через них просвечивали глазные яблоки. Страшные многосуставчатые пальцы задёргались.

Меня вдруг будто ударили по голове очень тяжёлым, очень мягким молотком — воздух вокруг сгустился. Задрожала земля, я еле устояла на ногах. А в следующую секунду мёртвый дракон вдруг расправил крылья, вскинул голову и взмыл в небо, превращаясь в тень.

Саранча топтала собственных воинов, поддавшихся панике, и не сразу заметила исчезновение противника. Склон наполнился тенями — бывшие воины Максимилиана бежали, скрывались, возвращались в могилы, и только Лесной воин стоял какое-то время посреди битвы — будто раздумывая.

А потом исчез и он.

Некромант лежал, свернувшись на камнях, как младенец в утробе, сцепив искорёженные, шишковатые пальцы. Кожа его медленно очищалась — сходили пятна, заживали трещины, кажется, и рост стал нормальным — во всяком случае, так казалось, пока он лежал…

— Макс, вставай. Уходим, пока они не опомнились!

Он не отвечал.

— Макс!

Из тучи пыли над моей головой вдруг вынырнула огромная тень. Я вскинула посох; передо мной на камни тяжело приземлился Гарольд.

Я бросилась к нему. Ткнулась лицом ему в живот, в пряжку кожаной перевязи:

— Помоги… Помоги нам, пожалуйста…

— Что здесь… ты цела?

— Да.

— А монета?

— Нет… Её разбили…

— Некромант?!

— Швея… Гарольд, скорее, уходим к замку, надо готовить оборону… Из тех, кто остался живой…

Гарольд перевёл взгляд на скорчившееся тело Максимилиана.

— Ты его убила?!

— Нет! Он сам… Он отпустил всех мёртвых… Он жив!

— Что у тебя с рукой?

— Потом… Гарольд, берём его — и полетели!

Он смотрел, не понимая. Белая борода опять почернела — от пыли и копоти.

— Лена. Прости, что не пришёл раньше. Я… — Он запнулся. — Я собрал всех людей. Они готовы к обороне — у самого замка… Уходим, скорее!

Ритм шагов возобновился. Саранча пёрла теперь прямо на нас — в тучах пыли покачивались тяжёлые головы и широкие плечи.

С трудом, левой рукой, я пристроила посох за поясом сзади.

— Гарольд, помоги мне с некромантом.

— Не буду! — Его глаза сверкнули. — Он предаёт тебя снова и снова, и снова и снова ты веришь, а теперь…

— Гарольд. Я прошу тебя именем Оберона.

— Именем…

Я не слышала его — скорее понимала по движениям губ. Взревели командные рога — первый ряд Саранчи, ощетинившийся копьями, был уже в нескольких десятках шагов.

Гарольд сжал зубы.

Мы вдвоём подхватили некроманта под мышки. Нам едва удалось оторвать его от земли.

Гарольд летает плохо. Моя правая рука не служила мне; мы тащили некроманта низко над землёй, он задевал пятками об уступы, и на камни капала кровь, и чёрные капли постепенно сменялись красными.

У двух высоких скал, подпиравших небо, Саранча угодила в ловушку. Прямо из земли выскальзывали копья, преграждая дорогу, а стрелки, расставленные Гарольдом, били навесом, пока хватало стрел. На дороге между горящими факелами в два ряда стояли мечники и копейщики — все отчаянно трусили, но стояли твёрдо. Гарольд был хорошим полководцем.

Мы положили некроманта прямо на дорогу. Я прижала навершие посоха к ране на его груди и поразилась, какой глубокой оказалась эта дыра. Ведь Швея метила в монету! Монета должна была защитить… Так обычно бывает, медальон или пряжка защищает от пули, от кинжала, так ведь должно быть!

Некромант не подавал признаков жизни. Он снова изменился — белая кожа всё так же плотно обтягивала череп, но лицо сделалось человеческим, хоть и очень измождённым. Пальцы так и остались ненормально длинными, но очистилась кожа и пропали уродливые шишки на месте суставов. И главное — из него по капле вытекала нормальная человеческая кровь, а не жидкость, похожая на мазут. Швея проткнула некроманта, как скальпель…

Швея! Я вдруг вспомнила, что забыла меч на поле боя, там, где он выпал из моей руки, и у меня в глазах потемнело. С превеликим усилием я заставила себя не раскисать: и без того всё было плохо. Правую руку дёргало болью, будто её на части резали. Разумно было бы залечить себе запястье, а потом уже врачевать некроманта, но очень уж скверно он выглядел: казалось, ещё минута — и отправится следом за своим войском.

Неужели я не в состоянии затянуть такую свежую рану?!

В нишах у крыльца больше не было скелетов. Валялись обрывки цепей. С какой же силой надо было дёрнуть, чтобы разорвать стальные кольца? На треноге висел котелок с потёками каши на закопчённых боках. Прогорел костёр. Внутри у некроманта всё было запутанно и сложно, почти как на изнанке. Кровоточили большие и малые сосуды, но жизненно важных органов Швея не задела — чудом.