— Это мое дело.

— Галя… — он внимательно посмотрел на меня. -Пенкин все ж таки бандит. А ты женщина.

— Он прежде всего мужчина. А я женщина, как ты правильно заметил. И потом… Я справилась с бандитом, который гораздо круче. — Я с усмешкой посмотрела на Андрея. — Что мне Пенкин? Но… Тебе не мешало бы на него посмотреть. Как он двигается, как говорит. Его речь. Голос — вот в чем проблема. А если они когда-нибудь вновь встретятся с этим бандитом, его односельчанином? Или тот вдруг позвонит?

— Слона должны убрать, — задумчиво сказал Андрей. — Поначалу я должен был сделать дубль. Но теперь это поручат кому-нибудь другому.

— Ему? — я кивнула на монитор, где все еще красовались фото его преследователей.

— Возможно. Но в том, что начатое будет доведено до конца, я не сомневаюсь.

— Это нам на руку. Слоном всегда можно прикрыться. — Я невольно улыбнулась: — Каламбур, а? Слон — он большой.

— Большой, — согласился Андрей. — Ну, допустим, нам удастся совершить подмену. Обгоревший труп высокого мужчины найдут у меня на даче.

— У тебя на шее крестик, — осторожно сказала я. — Приметный.

— Что? — Он схватился за висящую на шее цепочку. Крестик был украшен рубинами, похожими на капельки крови. Я хорошо разбиралась в драгоценностях: рубины были настоящие. — Это память о матери. Нет. Никогда.

— Андрей!

— Что ты со мной делаешь!

— Ты наденешь крестик ему на шею. Для достоверности. И… не забудь об оружии.

— Каком оружии?

— Пистолет, что лежит под шкафом. В коробке из-под обуви. Его надо бросить в прорубь.

— Соображаешь. Не думай, я тоже об этом помню. Ну хорошо. А что дальше? Примут его за меня. А мне куда деваться?

— Стань Пенкиным.

— Пластическую операцию сделать? Взять и лечь в клинику? Не пройдет, — Он покачал головой.

— Надо устроить драку. Если тебе не жалко лицо.

— Мне уже ничего не жалко, — сердито сказал он, теребя рукой цепочку с нательным крестиком.

— Надо, чтобы тебя как следует помяли. Солнышко пригрело, в парке полно шпаны. Эти… Как их? Скинхеды. Стоит сказать слово в защиту лиц кавказской национальности… Словом, повод всегда можно найти. Главное, чтобы тебе разбили лицо. Тогда я с чистой совестью вызову «скорую», тебя отвезут в больницу. Надо, чтобы зафиксировали вызов и сильные повреждения. Потом я тебя заберу и переправлю в клинику пластической хирургии. В драку ты влезешь Орловым, а выйдешь из нее Пенкиным. Я предъявлю в больнице его документы. Я покажу Арону Марковичу его фотографии. Главное — это нос. Я ведь сразу обратила внимание на ваше внешнее сходство.

— Что ж, неплохо. Остальное я додумаю.

— Что остальное? — напряженно спросила я. Его тон мне не понравился.

— Ты думаешь, меня не будут искать? Вот так сразу поверят во взрыв газового баллона?

— А куда им деваться?

— Я должен действительно исчезнуть. Спрятаться там, где меня уж точно не будут искать.

— Не пугай меня.

— Зая, послушай. — Он придвинулся и крепко меня обнял. Мы сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели в монитор. На людей, которые могли доставить нам массу неприятностей. — Мы будем жить с тобой вместе. Долго и счастливо. Когда-нибудь.

— Когда-нибудь? — Я отстранилась и посмотрела на него удивленно. — Что ты имеешь в виду?

— Слишком много за нами грехов, Зая. Надо платить. Я буду платить. Ты ведь забыла о Кошкине.

— И что нам Кошкин?

— Он скажет, что убита не Галина Конанова. Тебя будут искать как заказчицу убийства.

— Ну и что? — Я пожала плечами. — Пусть ищут. Не найдут ведь.

— Надо все подчистить. Обрубить концы. Это я беру на себя. Тебе и так досталось. — Он усмехнулся. — Ну что? Выяснили отношения? Теперь пойдем ужинать?

— Да, вот еще что. — Я посмотрела на его правую руку. — Тебе надо сделать татуировку. ТОЛЯН. Пять букв, по одной на каждом пальце. Мастера найдешь?

— А то!

— Кстати, насчет моих документов. Откуда они у тебя?

— Бывает, — коротко сказал он. — Человек, к примеру, погибает в автокатастрофе, знают, что его никто не будет искать и… Хоронят как безымянного, в общей могиле. А документы идут в дело. Схема отработанная.

— Я гляжу, все у тебя отработано. И пластический хирург.

— А что ты хотела? Надо же иметь запасной аэродром. На всякий случай.

— А твои друзья… Они не сдадут?

— Нет. Это исключено. Я ж тебе сказал: старые связи. Воевали вместе. И вообще: это надо объяснять?

— Нет. Не надо. Еще один момент: дело Пенкина в архиве.

— Я наведу справки, — серьезно сказал Андрей. -Сколько лет прошло? Возможно, его там уже нет. Если есть, то можно выкупить. За большие деньги можно все. А денег у меня много. Пригодились наконец.

— Умница. — Я чмокнула его в нос.

— А теперь — ужинать.

— Может, сразу в постель?

Он рассмеялся:

— Я и не думал, что ты так быстро придешь в себя. Ожидал слез, упреков. Даже истерики. Я ведь не первый месяц тебя знаю. Зая, ты плакса. Была. Что же случилось, а?

— Я сама себя не узнаю. Будто Галя Зайкина и в самом деле умерла. Размазня, о которую все ноги вытирали, как о половую тряпку. Эх, попадись мне сейчас Лиана! Я бы ей ответила! Пойдем. — Я потянула его за руку. — Сначала постель, а потом ужин.

И была любовь. Последняя счастливая ночь в моей жизни. Все последующие были отравлены. Но сегодня я была свободна и счастлива. Камень упал с души, тяжкий грех был снят. В смерти Миши я не виновна. Я могу встретиться с сыном и все ему рассказать. Где-то соврать, что-то приукрасить. Но теперь у меня есть оправдания. Я его не убивала. И не мною нанятый человек его убил. А все, что было потом…

Это было потом. А сейчас была любовь. Мы были очень осторожны, берегли ребенка, но сдержанность только усиливала страсть. На самом ее пике, к которому мы шли, не рывками, сбивая дыхание, а даже дух захватило медленно, шаг за шагом. А потом был обрыв, несколько секунд в невесомости и медленное возвращение к подножию вершины. Мы лежали и думали об одном и том же.

Итак… Оказалось, что я не виновна в смерти своего мужа. И в самом деле, разве ты могла это сделать, девочка с толстой косой и грустными темными глазами? Но все остальное ты сделала. И нет тебе оправданий.

На следующий день я позвонила Пенкину. Днем трубку никто не брал. Я уже начала волноваться. Наконец вечером, почти в десять часов, мне ответили.

— Але.

— Толик? Это я, Наташа. То есть, Натаха.